– А студент, оказывается, задачу решил правильно!

И было начало ноября. И договорились мы с моим руководителем, что появлюсь я в отделе в ближайшую среду. А пришёл только… в середине мая! И то – за проставлением базового зачёта. Теоретики были в шоке. Они уже предположили, что я ещё куда-то переметнулся. А тут – на тебе!

Посетовали они на таковое моё усердие. Поняли, что светлые их предначертания в данном случае не реализуются. Но, люди добрые, зачёт поставили. И высказали пожелание на заключительный курс, чтобы я несколько чаще бывал в отделе, иначе могу остаться без диплома.

И в начале следующего учебного года Гордеев сформулировал мне дипломную задачу. А я её решил. И диплом был мною защищен. Однако без блеска – на четвёрку. Что же случилось, почему я не захотел пойти по той успешной дороге, которую мне предначертали поверившие в меня учёные? Почему разом поставил на этих перспективах крест?

Увы, ещё только готовясь к испытанию, я уже понял, что эта наука не по мне. Слишком скучен и убог её математический аппарат – системы алгебраических уравнений, решаемые в первом, втором и в энном приближениях. Ну, а когда экзаменаторы не сумели понять моих рассуждений, решил, что моего экзамена они не выдержали.

И всё-таки я, может быть, ещё приложил бы толику усилий к овладению теоретическими премудростями высокотемпературной плазмы, если бы моим руководителем согласился быть сам Рудаков или, на худой случай, Иванов.

Таковы в ту пору были мои амбиции.

После окончания МФТИ меня пригласили на работу в Физико-энергетический институт, располагавшийся в Обнинске. Город в сотне километров от Москвы, сплошь состоящий из всякого рода научно-исследовательских институтов.

Типичный подмосковный Наукоград!

И был я определён теоретиком в лабораторию, занимающуюся низкотемпературной плазмой и приборами, работающими на её основе. Только в первый день отсидел я все свои восемь рабочих часов полностью. С меня хватило. А, уже начиная со следующего дня, появлялся в лаборатории только мельком. Подойду к одному, к другому. Поболтаю. И – до свидания. Притягивала Москва, притягивала поэзия и тревожила постоянная потребность в женщинах.

Поселили меня в комнате институтского общежития, где проживал слесарь лет сорока, уже побывавший в браке. Едва переступил я порог, как он объявил мне, что нужно «прописаться», для чего двух бутылок водки будет вполне достаточно.

Пока я ходил в магазин, слесарь нажарил сковородку прудовых карасей, привезённых из родной деревни. И мы приступили. Между тем сожитель мой быстро пьянел. Ещё мы не допили первую бутылку, как стал он заговариваться, а затем и вовсе отрубился.

Оттащив обмякшую тушу на кровать, поднял я валявшуюся в углу бутылку тоже с водочной этикеткой, но уже крепко пропылившуюся, сполоснул под краном и перелил в неё недопитые нами остатки. А свою вторую, непочатую убрал в чемодан – пригодится.

Не прошло и получаса, как слесарь пробудился и потребовал налить ему ещё. Я выплеснул в его стакан оставшиеся грамм тридцать. Когда же он заговорил о второй бутылке, то я изобразил самое искреннее изумление. Мол, всё выпили, а ты не помнишь, и указал ему на две пустые бутылки, стоящие на столе. Он удивился, повернулся к стене и уснул уже до утра.

Пил он регулярно и всё больше в одиночку. Надо сказать, что пьянство было его любимым времяпрепровождением. Однажды среди ночи я проснулся оттого, что кто-то, навалившись всем телом, меня душил. Сбросив уже входящего в азарт изверга, я включил свет и разглядел его. Полуночным агрессором оказался мой сосед по комнате. Теперь он уже лежал на полу возле моей койки и храпел.