И решил, что, когда выросту, обязательно изобрету лекарство от смерти. Смерть для меня не представима и по сей день. А теперь, когда я уверовал, мыслится и вовсе невозможной.

Должно быть, вера и есть лекарство от смерти?

Помню магазин игрушек, располагавшийся на другой стороне улицы напротив нашего дома. Помню, как я просил, умолял, требовал, чтобы мне купили саблю, которая была выставлена в витрине. Сабля величественно покоилась в великолепных ножнах, подвешенных на ремешке, и была на удивление красива. Упав на тротуар, я бился в истерике:

– Купите саблю!.. Купите саблю!..

Не помогло. Единственное, на что согласились родители, это была небольшая игрушечная винтовка с деревянным некрашеным прикладом, из которой можно было стрелять пистонами.

С этой винтовкой, одев её на плечо и гордясь своим оружием, я прохаживался по двору, а то и бегал, взяв наизготовку, а также играл с мальчишками в войну. Приходя же домой, ставил винтовку в уголок у двери, где пролёживал бока наш замечательный лохматый пёсик – Пират, с которым я тоже любил гулять.

Помню песчаный пляж на местной речке Серет, купание. Помню высокое дерево, стоявшее на другом берегу, и смельчаков, которые, взобравшись на него, прыгали в воду. И страшные рассказы о том, как некто поспорил, что сможет спрыгнуть на газету, постеленную на воде, прыгнул и разбился.

Однажды папа купил удочки, и мы вдвоём отправились на рыбалку. Расположились у моста. Тут же рядом рыбачили мальчишки лет по 12–14. И что удивительно – они таскают рыбу за рыбой, в основном ершей, а у нас даже не клюнуло ни разу. Долго мы сидели в полном унынии. Потом догадались к мальчишкам за советом обратиться: почему, дескать, у вас ловится, а у нас – нет? Те подошли, присмотрелись к нашим снастям. Оказывается, на наших лесках не было… грузил!

При переезде в Даугавпилс пришлось расстаться с Пиратом. Отдали соседям. А он, верный пёсик, вырвался у них из рук и бежал за увозившей нас машиной до самой станции. И уже хотели мы взять его с собой. Да что-то не получилось. Не было ящика, что ли, где бы он мог скоротать поездное время…

Военный городок, в котором нам предстояло жить, располагался в старинной крепости едва ли не Екатерининских времён. Адом наш соседствовал со сквером, посреди которого торчало чугунное, опоясанное цепью сооружение вроде памятника. Далее за этим зелёным оазисом культурного отдыха представительно желтел дворцовый фасад лётного училища, для преподавания в котором и был направлен сюда папа. Тут же, правее сквера, находились госпиталь и медсанчасть, где нашлась работа для мамы.

Ни в какой детский садик меня уже и не пробовали устраивать. Двор, улица, крепость и даже самолётное кладбище, что за крепостью, являлись привычным ареалом моего обитания.

И до чего же было интересно лазить по белёсым, под цвет летнего выгоревшего неба, остовам уже отлетавших своё истребителей. Резкий запах полевых трав, авиационного бензина и раскалившегося на солнце дюраля. А в кабинах полуразрушенных гигантов разбитые индикаторы вывороченных приборов, провода и проводки. И особенное удовольствие – проползти на пузе по горячему крылу самолёта и спрыгнуть в буйное разнотравье, даже не задумавшись, есть ли там крапива.

Безопасно ли такое времяпрепровождение для ребёнка четырёх-пяти лет? Не очень. Но родители были довольно снисходительны к моей вольности, может быть, доверяя ранней разумности, но, скорее всего, за отсутствием вариантов.

Помню, их не обеспокоил даже мой самодельный меч, сделанный, как и у прочих мальчишек нашего двора, из железной полосы. Рукоять его, для удобной хватки, я обмотал ровными рядами проволоки, чередуя синюю и белую изоляционные оболочки.