Аресты историков были частью более широкой кампании, нацеленной против Академии наук («академическое дело»). Поводом послужили выборы новых членов Академии, на которых были выбраны лишь пять из восьми рекомендованных Политбюро коммунистов, включая Покровского. Вскоре, однако, были проведены специальные довыборы, на которых академики проголосовали за остальных кандидатов. Главным автором «маневра» был постоянный секретарь Академии, историк-востоковед С. Ф. Ольденбург. В результате бюджет Академии увеличился почти вдвое, однако инцидент послужил поводом для последующих репрессий: Покровский сам привлек внимание Политбюро к этому делу209. Последовали многочисленные аресты историков.

К концу 1929 года в связи с академическим делом было арестовано 115 ведущих историков из Ленинграда, Москвы и других городов210. В их число входил и Ольденбург. Один из лидеров кадетской партии, после Февральской революции Ольденбург возглавил Министерство народного просвещения во Временном правительстве, а затем пытался договориться с новыми правителями страны, на время обеспечив Академии наук автономию в обмен на лояльность «буржуазных» специалистов советскому режиму. Ольденбург отделался сравнительно легко: шестидесятишестилетнего ученого отправили на пенсию. Других историков арестовали и отправили под суд. Большинство из них было уволено, многие получили тюремные приговоры или лагерные срока211.

По мере того как аресты историков старой школы множились, роль интерпретаторов исторического значения современных событий перешла к историкам-марксистам и партийным деятелям212. Н. И. Бухарин, один из главных теоретиков партии, не только выдвигал свои исторические интерпретации, но и принимал участие в академических дебатах об истории, ее теории, методе и отношении к науке. В случае Бухарина, непосредственной причиной его участия в академических дебатах было его падение как политика, начавшееся во время «великого перелома». В апреле 1929 года Бухарин был смещен со своих постов как председатель Коминтерна и редактор Правды; в ноябре его вывели из состава Политбюро. Он получил назначение руководителя Научно-технического отдела (НТО) Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), где начал разрабатывать стратегию планирования в области науки и технологии. Однако через несколько месяцев он был смещен и оттуда213.

В октябре 1930 года, в разгар организованной против него кампании, Бухарин получил назначение возглавить Комиссию по истории знаний (КИЗ) – еще одно назначение, сигнализирующее о его политическом падении214. Таким образом, Бухарин оказался во главе организации и сообщества российских историков науки, которые начали устанавливать контакты с другими аналогичными международными организациями. Два члена КИЗ – историк-египтолог В. В. Струве (племянник П. С. Струве) и химик М. А. Блох – были членами-корреспондентами Международного комитета по истории науки, спонсируемого в эти годы Международным центром синтеза Анри Берра (см. выше, Глава 1)215. В качестве нового председателя КИЗ Бухарин неожиданно для себя не только активно занялся историей науки, но и встретился лицом к лицу с «буржуазным» теоретиком исторического синтеза. Встреча произошла летом 1931 года на конгрессе историков науки в Лондоне, на который, вместо планировавшего поехать туда Струве, отправился Бухарин и подобранная им делегация.

КИЗ была детищем В. И. Вернадского. В 1921 году Вернадский предложил сформировать Комиссию по истории науки, философии и техники (в дальнейшем ставшую Комиссией по истории знаний) при Академии наук. Подобно Анри Берру, Вернадский видел значение истории науки в контексте синтеза знания, как связующий мостик между естественными и гуманитарными науками, позволяющий ученым понять их предмет в более широкой перспективе