равнины, расстилавшейся на север от Медины до горы Оход, отстоявшей от города с добрую полумилю. Здесь расположились мекканцы лагерем и пустили свой скот пастись по прекрасным зеленым пажитям Медины. Дальнейшего, однако, бесчинства они не произвели. Между тем в городе шел военный совет. Предстояло, несомненно, неприятельское нападение, поэтому как «лицемеры», так и иудеи обязаны были помогать мусульманам. Помощь последних предусмотрительно отклонил Мухаммед. С предводителем же первых, Абдуллой ибн Убайем, он уговорился, что следует выжидать нападения на город, возможного, судя по величине неприятельского войска. Кварталы арабов хотя и не были укреплены так, как иудейские, но тоже, как и в Мекке, были прикрыты извне массой стоявших вплотную крепких стен домов. Попадавшиеся изредка промежутки легко можно было заложить; жизненных припасов в городе было достаточно, а неприятель, по-видимому, не был подготовлен начать формальную осаду. Но на выжидательное положение никак не хотели согласиться более молодые, пылкие воины из среды правоверных, в особенности же герои Бедра. И они были по-своему правы. В случае дурного оборота дел они наконец рассчитывали на небесные вспомогательные войска. Мухаммед не мог сдерживать воодушевление своих, поэтому 6 (25 января?) решился в полдень выступить. Между тем более рассудительные прочли нетерпеливым юношам строгое внушение. Так что когда пополудни вышел к ним вооруженный пророк, выступили перед ним уполномоченные и стали объяснять, что приносят раскаяние от имени большинства в неприличии их требований и готовы теперь во всем ему подчиниться. Но теперь и сам пророк не хотел отступать, оставаясь упрямо при раз задуманном решении. «Не идет пророку снимать оружие, раз уже одетое», – произнес он наставительным тоном. Несомненно, он поступил в данном случае совершенно правильно: каждое колебание должно было отразиться гибельно на духе подчиненных. Вечером того же дня он выстроил перед городом свои 700 человек, с 300 воинов в сторонке расположился ибн Убайя. «Лицемеры» громко осуждали его за то, что он, увлеченный незрелыми юношами, последовал в открытое поле за союзниками, чего, строго говоря, не был обязан делать. В течение ночи прежняя его неспособность к решительным действиям снова заговорила в нем, и, когда утром Мухаммед, 7 шавваля (26 января), приказал выступать, Абдулла отодвинул своих назад и тайком вернулся в город. Полагавшиеся на одного Бога мусульмане нисколько не смутились. Распоряжения Мухаммеда выказали большое тактическое искусство, все равно, придумал ли он их сам или действовал по совету своих: около него группировалось немало будущих великих полководцев ислама. Ввиду превосходства неприятеля нужно было подумать о крепкой позиции, подобно тому как и при Бедре. Смелым фланговым движением двинулся пророк мимо неприятеля к Оходу, представлявшему собой отрог северного нагорья, далеко выдвигавшийся в долину. Он разместил свое войско в узкой седловине, заканчивающейся к вершине горы мрачным ущельем. Развернутый фронт правоверных стал так, что правое крыло и центр упирались в высящиеся над ними скалы. На левом, неприкрытом фланге поставлено было пятьдесят лучших стрелков под командой Абдуллы ибн Джубейра; было им приказано строго-настрого отбрасывать всевозможные попытки неприятеля обойти позицию и ни в каком случае не покидать поста. Главные силы расположил пророк так, «чтобы ни одно плечо не выступало из рядов», – из этого мы видим, с какой военной предусмотрительностью ислам придавал особое значение даже внешней выправке войск, – и приказал не двигаться, пока сам он не подаст знака начинать сражение.