Вскоре после раздела богатой добычи, найденной в оставленном квартале, мекканцы дали о себе знать, выказывая намерение отплатить за нанесенный им удар при Бедре. Раз утром (приблизительно в апреле 624 г.) разнеслась по городу молва, что в эту самую ночь побывал Абу Суфьян с двумя сотнями верблюжьих наездников поблизости Медины. При утреннем рассвете напал он на местечко Аль-Урейд, расположенное в плодоносной долине, в полумиле на северо-восток от города, поджег там два дома и засеянное поле, а одного земледельца умертвил. Быстро собран был отряд и поспешно бросился, под предводительством самого пророка, за бегущим неприятелем. Мусульманам вместо неприятеля пришлось удовольствоваться подбиранием сакв, наполненных савиком[73]; их сбрасывали убегавшие, чтобы ускорить рысь верблюдов. Поэтому этот набег носит название «савикский набег». Предпринял его Абу Суфьян, как объясняет предание, не ради рекогносцировки, а только чтоб скорее отделаться от необдуманной клятвы, данной им вскоре после сражения при Бедре: он понял, что не так-то скоро можно будет поставить снова на ноги милых земляков и предпринять с ними серьезный военный поход. Во всяком случае, мекканцы решили попробовать прежде, не удастся ли им провести в этом году мимо Медины без кровопролития сирийский караван. Они предполагали выбрать дорогу, далеко извивавшуюся на восток от города, по направлению к Ираку (Вавилонии), а затем описать дугу через пустыню. Но Мухаммед разузнал о предприятии и послал наперерез приемного сына, Зейда ибн Харису, с сотней наездников на верблюдах. Захватить караван удалось. Хотя большая часть конвоирующих успела уйти, но добыча оценена была в 100 тысяч дирхем. В это же время пророк предпринял несколько набегов на племена бену-сулеим и бену-гатафан – могущественнейших бедуинов Центральной Аравии, кочевавших на восток от Медины: он был извещен вовремя, что бедуины, подстрекаемые курейшитами, замышляли хищнический набег на город. Но проворные сыны пустыни, едва успевали отряды достигать места их стоянки, рассыпались в разные стороны. Раз только удалось пророку отогнать сотни две верблюдов. Поэтому мы видим, что Мухаммед, уже успевший после сражения при Бедре склонить на свою сторону маленькие племена, жившие между Мединой и морем, теперь был уже в состоянии делать новые попытки и в другом направлении.

Между тем возбуждено было снова, в непосредственном соседстве, преследование иудеев. Официальные историографы утверждают, будто один из бену-надир оказал содействие Абу Суфьяну во время его савикского набега. Это, конечно, сочтено было за явное нарушение договора – одно из тенденциозных измышлений, посредством которых производились благовидные эксперименты Мухаммеда над несчастными израильтянами. Надо полагать, что пророк просто намеревался отучить их основательно от острот и стихоплетства. Не иначе, по крайней мере, можно объяснять отдельные случаи. Ближайшей жертвою был тот самый Каб ибн Ашраф, который после Бедра выступил у курейшитов с злейшей сатирой против него. Меж тем он успел вскоре повздорить с тамошними своими знакомыми и должен был снова вернуться к своему племени. И опять пророк обронил, не в первый уже раз, роковое слово: «Кто же освободит меня от этого человека?» Вскоре отыскалось пятеро из племени аус, старинных союзников иудеев, готовых послужить верой и правдой Богу. Каб постоянно остерегался; тогда молочный его брат Абу Наила – набожность этого человека заслуживает, дабы имя его сохранилось в потомстве, – уломал несчастного выйти прогуляться с ним и другими в одну прекрасную лунную ночь без оружия. Когда они ушли довольно далеко, Абу Наила притянул его по-приятельски к себе и стал, как бы играя, трепать его локоны. Вдруг он уцепился крепко за волосы, бросил оземь и стал крепко придерживать, пока другие добивали беззащитного, звавшего отчаянно на помощь. На другой день утром разбудили они пророка громкими криками: «Бог велик! Велик Господь!» С благодарностью принял Мухаммед голову убитого и восхвалил Господа. Несколько спустя, когда пришли к нему иудеи и стали жаловаться на совершенное коварное убийство, он прогнал их, пустив им вдогонку угрозу: «С каждым из вас случится то же самое, если не будете сидеть спокойно и вздумаете обижать мусульманина». И действительно, вскоре за тем был убит подобным же образом Сунеина, другой иудей. Тогда страх объял всех иудеев, и они почти не решались выходить из своего квартала, пока наконец Мухаммед не объявил им, что намерен заключить с ними новый договор. Текст его до нас не дошел, вероятно, потому, что так было удобнее уверять, что и его они нарушили. Едва ли что-либо было в нем другое, кроме возобновления обязательств иудеев не сообщаться с курейшитами, а также помогать правоверным при каждом нападении извне и участвовать в расходах защиты в подобных случаях. Но не пришло еще в действительности время для Мухаммеда организовать окончательное истребление иудеев. Едва ли он не знал, что после нападения на караван курейшиты начали серьезно приготовляться к военным действиям. Абу Суфьян не переставал возбуждать энергично своих сограждан к отмщению. В это самое время пророк, побуждаемый прежде всего личными наклонностями, снова официально закрепил рядом браков близкие отношения, связывавшие его со старинными товарищами: сам он женился на Хафсе, дочери Омара, за несколько месяцев перед тем овдовевшей, а свою единственную еще свободную дочь Фатиму отдал в жены двоюродному брату и вместе приемному сыну Али. Как раз в это время получено было известие, сначала от некоторых людей родственного, стоящего к палатках на север от Мекки племени хузаа, а затем чрез шпиона, пророком же высланного, что курейшиты выступили в поход по направлению к Медине в числе 3000 человек, из них 700 были в панцирях, с 200 лошадей и 3000 верблюдов, под предводительством Абу Суфьяна. Поход свой мекканцы, видимо, желали маскировать, но это было решительно невозможно. Все было устроено в чисто арабском стиле: они вели с собой не только всех союзников из окрестных племен, по преимуществу сакифитов из Таифа, но и большую толпу женщин. Во время сражения, стоя за фронтом, звоном бубен, возгласами и военными песнями должны были они возбуждать мужество сражающихся и поддерживать его, дабы не повторилось той же паники, которою кончилось сражение при Бедре. С таким пестрым хвостом не могли они подвигаться быстро. У каждого водопоя делался привал: воины впадали в благодушное настроение; песни и игры женщин на бубнах разжигали в них воинственный жар. Поистине были это люди неисправимые – ищущие удовольствий, порядочные кутилы, а по языческим понятиям вполне приличные и порядочные. Так, например, предложение, сделанное некоторыми в Аль-Абва, – выкопать пепел похороненной на этом месте матери Мухаммеда и захватить его с собой, – отринуто было большинством. А между тем, смотря по обстоятельствам, эти останки могли послужить залогом безопасности женщин, или же можно было взять за них хороший выкуп. Спокойно двинулись они дальше и достигли наконец в четверг, 3 шавваля 3 г. (приблизительно в январе или феврале 625 г.)