Рассказав о цели прихода, курьер тут же получил и вторую инструкцию, уже от дяди Алика:

– Ты, это… скажи хозяйке, что нас не нашёл, – дядя Алик был уже хорошо навеселе (шерстяной платок, небрежно обмотанный вокруг его лысеющей головы, походил на тюрбан турецкого паши и усиливал колорит), – … не нашёл, мол, и всё тут!

– На вот, согрейся, – и другой из весёлой троицы протянул было Вениамину алюминиевую кружку, но третий тут же перехватил, – куда ты, Игнатьич! Молочка плесни, а то Петрович больно много его принёс, – он хихикнул, – ужель его нам с водкой мешать! И Веня, держа в одной руке большую кружку молока, в другой – отварную картофелину с солёным огурцом, присоединился к честнóй компании. Затем, освоившись, поведал он и о странном костре. А в это время трое приятелей чокнулись и дружно «вдели» ещё по одной.

– … Полевик озорует! – убедительно заверил Веньку дядя Алик, потянувшись за огурцом и морщась от только что принятой мерки.

– А кто такой, этот полевик? – и в ответ на вопрос юного коллеги полилась долгая и обстоятельная беседа о полевиках, которые «озоруют» в поле, особливо когда начинают метать стога… о гуменниках, пугающих людей на гýмнах, о хитрых и коварных скирдниках и банниках, о домовых, о леших… – вобщем, о всякой такой нечисти. А водочка, подливаемая в кружки, делала беседу особенно тёплой и задушевной.

Дядя Фёдор, третий из собутыльников, подбросил в костёр сухих веток, и языки пламени вновь озарили собравшихся неровным таинственным светом. Эх! Пасти коров ночью, с друзьями, да вдали от жён! – большое, приятное и довольно серьёзное мероприятие, к которому «пастухи» начинали готовиться ещё загодя: взять провизии на ночь, нелегально скинуться на хорошую выпивку, да ещё суметь припрятать её от жёнушек… – это совсем не шутка! А зато потом, в поле у костерка! – Ах!

Ах, как хорошо выпить с друзьями в поле, у костра, лёжа на разостланной фуфайке или на стареньком одеяльце! Ну а коровки? Они же, родненькие, тем временем пасутся поодаль. И пущай себе пасутся.

– …Петрович! Твоя-то опять на клеверный луг забрела, – толкнул в бок приятеля Игнатьич, – гляди, как бы не объелась, а то снова живот раздует.

Дядя Алик нехотя поднялся, крякнув, и направился на соседнюю поляну за коровой. Вот бы… вот бы только ловчее канаву перескочить, не споткнуться… а то, в прошлый-то раз, весь как чёрт в глине вымарался!

– Дядя Алик! Я Вам помогу, – крикнул Веня и поспешил за Олегом Петровичем.

Коровка, дорвавшись до сочного клевера, не хотела покидать полянку и, недовольно мыча и мотая головой, отказывалась подчиниться, забившись в кусты.

– Ты справа зайди, а я… сзаду погоню. Да не бойся, – давал дядя Алик указания, выгоняя корову с полянки, – не забодает.

Потом они снова сидели у костра, и Веня с интересом слушал истории из незатейливой сельской жизни, пока не спохватился: время уже позднее, домой надо.

Домой возвращался той же дорогой. Подходя к месту, где горел странный костёр, он снова, заметил языки пламени и тень какую-то, время от времени заслонявшую огонь. Но теперь-то ему было известно, что это всего-навсего «полевик озорует», – и, не задерживаясь, намеревался пройти мимо: ну и пусть себе озорует!

Пройдя ещё шагов двадцать, он вдруг захотел взглянуть: какой же из себя, всё-таки, полевик этот… И, свернув, притаился в кустах. Долго ждать не пришлось. Лишь только лёгкий ветерок рассеял пелену тумана, скрывшую на мгновение костерок, Венька увидал полевика…

Он стоял близ дуба, у которого они с Борькой искали клад, и медленно водил над землёй металлоискателем. Это был Василий Матвеич, капитан…