(1608–1674) в поэме «Потерянный рай» (1665) называет изобретение артиллерии дьявольским искусом, самым бесчеловечным и кошмарным орудием убийства. Итальянский поэт эпохи Возрождения Торквато Тассо (1544–1995), словно бы вторя ему, призывает уничтожить все средства войны, кроме «благородных» – меча и шпаги. В сущности, современное сознание по-прежнему тяготеет к двум полюсам. С одной стороны, безоглядная вера в каждое новое техническое приобретение человечества, открытие науки. С другой – желание вернуться к «благородным» инструментам преобразования жизни, отвергающим негативно окрашенные стереотипы техники, научной рациональности. Конечно, человеческую мысль остановить нельзя. Ныне и информатика уже вошла в быт, но, повторяем, не она порождает технократическое мышление. Наука и техника могут сделать человека рабом, исполнителем чужой воли. Они же способны расширить его инициативу, развернуть неслыханные возможности.

Гуманистическая альтернатива технократизму и антитехницизму. Не наука и техника вытесняют из жизни человека гуманистическую культуру, гуманистическую чуткость – виноваты сами люди. Воодушевленные идеями научного прогресса, технического совершенства и экономического эффекта, они забывают об идеях гуманности и добра, о возможных негативных последствиях развития техники и науки. Понятно, что без прогресса науки и техники человечество не выживет, однако у него есть перспективы только в том случае, если придать этому прогрессу человеческий, гуманистический смысл. Прогресс должен быть подчинен гуманистической стратегии, он должен быть органически пронизан духом социальной полезности, солидарности, справедливости и демократичности. Его конечная цель – полное и всестороннее развитие возможностей и способностей, заложенных в человеке, обеспечение здоровой и достойной жизни для каждого. Поэтому люди должны критически оценивать результаты своей научно-технической деятельности или во всяком случае размышлять о том, что возможно и что желательно, что приемлемо или, напротив, неприемлемо с этической, гуманистической точки зрения, хотя с позиции функциональной вполне может быть эффективным.

Стихийность, «обесчеловеченность» прогресса науки и техники, беспардонное отношение к природе незамедлительно оборачиваются зловещими симптомами. Сегодня налицо признаки экологической катастрофы, захватившей человечество, и только человеку, беспредельно далекому от земли, например, обработка почвы может казаться сугубо технологический операцией. Но ведь именно здесь критерии нравственности обнаруживают свою неодолимую силу.

Отсутствие широкой гуманистической, философской культуры порождает нередко примитивное социальное мышление. Технократ мыслит категориями, освобожденными от критериев человечности; он озабочен лишь тем, как истратить выделенные ему капиталовложения, но на березки и тополя миллиарды не истратишь. Так рождались в СССР грандиозные природопреобразовательные проекты. Однако проблема состоит не только в том, чтобы различные программы преобразования природы, решения хозяйственных задач получали более основательную проработку, ведь под проработкой часто подразумевается уточнение расчетов, более точная инженерная экспертиза. Речь идет о том, чтобы подобного рода программы соотносились не только с показателями рентабельности, эффективности и пользы, но и с критериями человечности, требованиями разносторонней культуры. Создатели таких программ должны задаваться вопросами: не приведет ли та или иная акция к ущемлению природы, не нанесет ли ущерб человеку, не разрушит ли нравственную атмосферу? Наконец, не вызовет ли технократическое мышление обостренную, преувеличенную реакцию со стороны вытесняемых компонентов культуры?