Хорошая плата и сердечное сотрудничество, которыми пелопоннесцы теперь пользовались от Фарнабаза, только сделали их более возмущенными прежним обманом Тиссаферна. Под влиянием этого чувства они охотно оказали помощь жителям Антандра в изгнании его генерала Арсака с персидским гарнизоном. Арсак недавно совершил акт убийственного вероломства, под влиянием какой-то необъяснимой обиды, против делосцев, поселившихся в Адрамиттии: он призвал их главных граждан принять участие в походе как союзников и приказал окружить их всех, расстрелять и перебить во время утренней трапезы. Такой поступок был более чем достаточным, чтобы вызвать ненависть и тревогу среди соседних антандрийцев, которые пригласили отряд пелопоннесских гоплитов из Абидоса, через горный хребет Иды, с чьей помощью Антандр был освобожден от персов.[155]

В Милете, как и в Книде, Тиссаферн уже испытал подобное унижение:[156] Лиха уже не было в живых, чтобы поддержать его притязания: и мы не слышим, чтобы он добился какого-либо результата от жалоб своего посла Гаулита в Спарте. В этих обстоятельствах он начал опасаться, что навлек на себя тяжесть вражды, которая может оказаться серьезно вредной, и он не был без ревности к популярности и возможному успеху Фарнабаза. Иллюзия относительно финикийского флота, теперь, когда Миндар открыто порвал с ним и покинул Милет, больше не могла служить полезной цели. Соответственно, он отпустил финикийский флот домой, притворяясь, что получил известия о том, что финикийские города подвергаются опасности внезапных нападений со стороны Аравии и Египта;[157] в то время как он сам покинул Аспенд, чтобы вновь посетить Ионию, а также отправиться к Геллеспонту, с целью возобновить личное общение с недовольными пелопоннесцами. Он хотел, пытаясь снова[стр. 115] оправдать свое собственное вероломство относительно финикийского флота, одновременно протестовать против их недавних действий в Антандре; или, по крайней мере, получить некоторые гарантии против повторения такой враждебности. Его визит в Ионию, однако, занял некоторое время, и он попытался примирить ионийских греков великолепной жертвой Артемиде в Эфесе.[158] Покинув Аспенд, насколько мы можем понять, около начала августа[стр. 116] (411 г. до н. э.), он не достиг Геллеспонта до ноября.[159]

Как только финикийский флот исчез, Алкивиад вернулся со своими тринадцатью триерами из Фазелиса на Самос. Он тоже, подобно Тиссаферну, использовал это событие для собственного обмана: он приписал себе заслугу перед своими соотечественниками за то, что еще сильнее заручился благосклонностью сатрапа к делу Афин и убедил его отказаться от намерения привести финикийский флот.[160] В это время Дорией находился на Родосе с тринадцатью триерами, будучи отправленным Миндаром, перед своим отъездом из Милета, чтобы подавить рост проафинской партии на острове. Возможно, присутствие этих сил угрожало афинским интересам на Косе и в Галикарнассе; ибо теперь мы видим, как Алкивиад отправляется туда с Самоса с девятью новыми триерами в дополнение к своим тринадцати. Он возвел укрепления в городе Кос и разместил там афинского офицера и гарнизон; с Галикарнасса он собрал большие взносы; под каким предлогом, или просто из-за нехватки денег, мы не знаем. Это было около середины сентября, когда он вернулся на Самос.[161]

У Геллеспонта Миндар получил подкрепление после битвы при Киноссеме от эскадры из Эвбеи, по крайней мере от той её части, которая избежала бури у горы Афон. Уход пелопоннесского флота из Эвбеи позволил афинянам также отправить еще несколько кораблей к своему флоту в Сестосе. Таким образом, расположившись по разные стороны пролива, два флота вступили во второе сражение, в котором пелопоннесцы под командованием Агесандрида имели преимущество; но с малым результатом. Это было около октября, когда Дорией со своими четырнадцатью триерами прибыл с Родоса, чтобы вновь присоединиться к Миндару у[стр. 117] Геллеспонта. Он, вероятно, надеялся пройти пролив до Абидоса ночью, но был застигнут дневным светом недалеко от входа, у Ройтия; и афинские дозорные немедленно подали сигнал о его приближении. Двадцать афинских триер были отправлены атаковать его; тогда Дорией бежал и попытался спастись, вытащив свое судно на берег в отступающем заливе у Дардана. Афинская эскадра атаковала его там, но была отбита и вынуждена отплыть обратно в Мадит. Миндар сам был свидетелем этой сцены издалека; он приносил жертву Афине на почитаемом холме Илиона. Он немедленно поспешил в Абидос, где снарядил весь свой флот из восьмидесяти четырех триер, Фарнабаз сотрудничал на берегу со своим сухопутным войском. Спасши корабли Дориея, его следующей заботой было противостоять всему афинскому флоту, который вскоре прибыл атаковать его под командованием Фрасибула и Фрасилла. Между двумя флотами завязалось упорное морское сражение, которое длилось почти весь день с неясным исходом; наконец, ближе к вечеру, были замечены двадцать свежих триер. Они оказались эскадрой Алкивиада, плывущей с Самоса: вероятно, услышав о воссоединении эскадры Дориея с основным пелопоннесским флотом, он прибыл со своим уравновешивающим подкреплением.[162] Как только его пурпурный флаг или сигнал был опознан, афинский флот оживился с удвоенным духом. Новоприбывшие помогли им так энергично нажать на действие, что пелопоннесский флот был отброшен к Абидосу и там выброшен на берег. Здесь афиняне все еще продолжали свой успех и пытались отбуксировать их все. Но персидское сухопутное войско защищало их, и самого Фарнабаза видели в первых рядах сражающихся; он даже лично заходил в воду настолько, насколько могла стоять его лошадь. Основной пелопоннесский флот был таким образом спасен; однако афиняне удалились с важной победой, уведя тридцать триер в качестве призов и вернув те, которые они сами потеряли в двух предыдущих сражениях.[163]