Так погибла, или казалась погибшей, афинская демократия, после почти столетнего непрерывного существования со времен революции Клисфена. Казалось невероятным, что многочисленные, разумные и законопослушные граждане Афин позволят кучке из четырехсот заговорщиков лишить их свободы, в то время как большинство из них не только любили демократию, но и были вооружены, чтобы защитить ее. Даже их враг и сосед Агис в Декелее с трудом верил, что революция действительно свершилась. Мы увидим далее, что она не устояла – и, вероятно, не устояла бы даже при более благоприятных обстоятельствах, – но сам факт ее осуществления настолько необычен, что требует объяснения.

Необходимо отметить, что ужасающая катастрофа и кровопролитие на Сицилии подорвали энергию афинского характера в целом, но особенно заставили их отчаяться в своих внешних делах – в возможности противостоять врагам, число которых увеличилось за счет восстаний союзников, а также поддержки персидским золотом. На это отчаяние накладывался коварный обман Алкивиада, предлагавшего им персидскую помощь – то есть средства защиты и успеха против внешних врагов ценой отказа от демократии. Народ неохотно, но принял это предложение, и таким образом заговорщики достигли своей первой важной цели: привыкания народа к идее такой перемены в государственном устройстве. Последующий успех заговора – когда все надежды на персидское золото или улучшение внешнего положения рухнули – был обусловлен сочетанием гениальных и подлых действий Антифона, организовавшего объединенную силу аристократических классов Афин, всегда значительную, но в обычных условиях раздробленную и даже враждебную друг другу, сдерживаемую демократическими институтами и вынужденную подрывать то, что не могла свергнуть. Антифон, готовясь использовать эту антинародную силу в едином систематическом замысле для достижения заранее определенной цели, оставался в рамках видимой конституционности. Он не поднимал открытого мятежа, строго соблюдая главный принцип афинской политической морали – уважение к решениям совета и народного собрания, а также к конституционным нормам. Но он хорошо понимал, что ценность этих собраний как политических гарантий зависит от полной свободы слова, и что, если эта свобода подавлена, само собрание становится фикцией или даже орудием обмана и зла. Соответственно, он организовал убийства народных ораторов одного за другим, так что никто не осмеливался высказаться в их защиту, в то время как антинародные ораторы выступали громко и уверенно, подбадривая друг друга и создавая впечатление, что представляют мнение всех присутствующих. Таким образом, заставив замолчать отдельных лидеров и запугав потенциальных оппонентов, он добился формального одобрения собранием и советом мер, которые большинство граждан ненавидело. Однако это большинство было связано своими собственными конституционными нормами, и когда решение, каким бы образом оно ни было получено, оказывалось против них, у них не было ни желания, ни мужества сопротивляться. Ни в одной части мира чувство конституционного долга и подчинения решению законного большинства не было столь сильно развито, как среди граждан демократических Афин. [53] Таким образом, Антифон использовал конституционные чувства афинян как средство убийства конституции: пустая форма, лишенная жизненной и защитной силы, оставалась лишь обманом, парализующим гражданскую активность.

Именно этот обман сделал афинян неготовыми выступить с оружием в защиту демократии, к которой они были привязаны. Привыкшие к мирной политической борьбе в рамках конституции, они крайне не желали вооруженных столкновений. Это естественное следствие устоявшейся свободной и равноправной политической системы, заменяющей споры мечей спорами языков, а иногда даже создающей такую сильную неприязнь к последним, что, когда свобода энергично атакуется, необходимая для ее защиты энергия может оказаться недостаточной. Так трудно сочетать в одном народе качества, необходимые для успешного функционирования свободной конституции в обычное время, с совершенно иными качествами, требующимися для ее защиты в исключительных обстоятельствах. Лишь афинянин исключительных способностей, подобный Антифону, мог понять искусство использования конституционных чувств сограждан для успеха заговора и соблюдения форм законности в отношении собраний, одновременно нарушая их в тайных ударах, направленных против отдельных лиц. Политические убийства были неизвестны в Афинах, насколько нам известно, со времен Эфиальта, соратника Перикла, около пятидесяти лет назад. [54] Но это был единичный случай, и лишь Антифону и Фриниху было суждено организовать систематическую работу убийц, устраняющих одну за другой ключевые жертвы. Подобно тому как македонские цари впоследствии требовали выдачи народных ораторов всех сразу, авторы этого заговора столкнулись с теми же врагами и нашли другой способ избавиться от них, превратив собрание в покорную и безжизненную массу, которую можно было запугать и заставить одобрить меры, ненавистные большинству.