Новая элита имела в своем составе представителей старой московской аристократии, в том числе боярства. Таковы были князья Ф.Ю.Ромодановский, М.М.Голицын, князья Долгорукие, Гагарины, Репнины и др. Петр внимательно прислушивался к их мнению о своих шагах. Так однажды на пиру (1717 г.) он попросил князя Якова Федоровича Долгорукого сравнить собственные дела с делами своего отца, царя Алексея Михайловича.

Прямодушный ответ князя, когда-то давно одарившего юного царевича Петра первой сложной заморской игрушкой-прибором (астролябия), воодушевил царя. Из него следовало, что Петр еще далеко не превзошел своего отца в делах внутреннего управления, но действует по его завету и вскоре несомненно достигнет больших успехов. В делах же строительства флота и в отношениях с иноземными государствами он уже во многом выше своего великого родителя.

Большинство родовитых современников Петра не сочувствовали его реформам, особенно его методам. Так, царский свояк князь Б. Куракин считал, что следовало бы продолжить линию быта царей Алексея Михайловича, Федора Алексеевича и царевны Софьи Алексеевны по польскому «политесу». Вместо этого Петр внедряет манеры голландские, матросские. Вместо утонченных наук греческих и латинских, философии да риторики в ход пошли нешляхетские науки – артиллерия, фортификация, навигация.

Важную часть петровской элиты составили иностранцы. Они, конечно, были известны и до Петра, но при нем они сыграли совершенно новую роль, став проводниками европейской культуры и нравов, на которые ориентировался царь в своем реформаторстве. Прежде всего это были давние знакомцы Петра по кутежам и потехам в Немецкой слободе Тиммерман, Лефорт, Гордон, ставшие его сподвижниками в военных и флотских предприятиях.

Рядом с благородными кондотьерами вроде знаменитого впоследствии фельдмаршала Бурхарда Миниха, приглашенного Петром строить Ладожский канал, появились выходцы из простых сословий вроде бывшего юнги на португальском корабле Девиера (генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга), бывший свинопас из Литвы Ягужинский (генерал-прокурор Сената), бывший сиделец в лавочке Шафиров (вице-канцлер, барон), сын вестфальского пастора Остерман (вице-канцлер, барон). Вопреки расхожему мнению, Петр не раздавал высшие должности иностранцам, предпочитая своих. Исключение составляли технические мастера, коих нельзя было сыскать в России.

Подстать простым иноземцам в новой элите были и русские выходцы из неблагородных и даже подлых сословий. Самым знаменитым среди них был Александр Меншиков, почти сверстник Петра, потомок маркитанта, сам торговавший на улицах Москвы пирожками с зайчатиной. Разделивший с царем все тяготы и лишения, поражения и великие победы, он добился всех мыслимых титулов (светлейший князь, генералиссимус), стал владельцем дворцов, имений и многочисленных крепостных. На его счетах в иностранных банках накопились многие миллионы.

Из семьи вологодского подъячего происходил кабинет-секретарь Петра Алексей Васильевич Макаров, приложивший руку к большинству указов государя. Из русских дворовых людей происходил Алексей Александрович Курбатов, архангельский вице-губернатор, главный «прибыльщик» и изобретатель гербовой бумаги.

Всех их, аристократов и плебеев, сравняла царская служба и общее дело, которому они служили с полной отдачей сил и способностей. Они гордились и хвастались своими новыми достижениями и наградами. Так для боярина Бориса Петровича Шереметева теперь важнее было то, что он фельдмаршал и кавалер Мальтийского креста. Во время заграничного путешествия отдельно от Великого посольства, он охотно наряжался в европейское платье. Однако, при необходимости он униженно просил безродного князя Меншикова о милости.