. Иностранцы поизобретательней увидели в создавшемся положении еще более широкие возможности. Под предлогом того, что временный отказ от таможенных выплат будет равнозначен «аннулированию всех договоренностей и разрыву наших торговых отношений с Китаем»[78], британские дипломаты создали систему, при которой иностранцы начали сами управлять таможней и собирать пошлины от имени китайского государства. По мере того как Шанхай утверждался в роли главного торгового порта страны, местные сборы достигли примерно половины всех таможенных поступлений в китайскую казну, что позволило британцам еще крепче ухватить императора за карман. Не желая афишировать свои новые полномочия, британцы продолжили работу в восстановленном здании китайской таможни. В 1893 году этот маневр исчерпал себя, и единственное китайское строение на Бунде уступило место конторскому зданию в псевдотюдоровском стиле, увенчанному часовой башней с курантами, бой которых полностью повторял звучание лондонского Биг-Бена. С тех пор Шанхай стал для британцев своим не только на вид, но и на слух.

От имени китайского правительства иностранцы собирали импортные пошлины с товаров, проходящих через шанхайский порт, однако их собственные, основанные в Шанхае компании не платили налог на прибыль. Хотя освобождение от корпоративных налогов не было зафиксировано ни в одном из договоров, экстерриториальные привилегии иностранцев означали, что привлечь их к ответственности за нарушение своего налогового законодательства китайцы просто не могли – вот они его и нарушали.

Венцом процесса обустройства западного города стало создание в 1854 году Муниципального совета Шанхая, состоящего исключительно из иностранцев. Полноценное суверенное правительство поселения было создано британцами для окончательного оттеснения китайских властей от управления и налогообложения и под личиной демократии обернулось олигархией крупных коммерсантов. Право голоса на выборах в Совет имели лишь те иностранные земле– и домовладельцы, от которых в бюджет концессии шли самые крупные налоговые поступления; имущественный ценз был так высок, что за бортом оставалось более 80 % иностранцев[79]. Китайцем же и вовсе запрещалось голосовать просто потому, что они китайцы. Тем не менее налоги на содержание Совета собирались со всех жителей поселения – а китайцы на тот момент уже составляли большинство. В 1862 году во французской концессии был создан собственный муниципальный выборный орган. В том же году британское и американское поселения объединились в так называемый Международный сеттльмент (от английского settlement – «поселение») на условиях гарантии представительства американцев в Совете. С созданием полноценных органов управления закончилась трансформация шанхайских концессий, как пишет один современный историк, «из обычных жилых районов в настоящие самоуправляемые анклавы, успешно уклоняющиеся от действия китайского суверенитета»[80]. Иностранные зоны, вклинившиеся в территорию Китая, продержатся почти сто лет – период, который китайцы называют «веком унижений».

Иностранцы, прибывшие в Шанхай, чтобы сколотить состояние, изо всех сил старались создать тут деловой центр мирового масштаба, но космополитичное общество у них получилось почти вопреки собственным устремлениям. По признанию одного британского коммерсанта: «Торговля была смыслом, сутью и содержанием нашей жизни в Шанхае – то есть если бы не торговля, то, кроме миссионеров, туда бы не поехал ни один человек»[81]. Другой объяснял ситуацию еще более беззастенчиво: «От человека в моем положении не следует ждать того, что он обречет себя на длительное изгнание… Мы люди практичные, мы делаем деньги. Наша работа – наращивать капиталы как можно больше и как можно скорее»