Иностранные поселения росли не только экономически, но и географически: в 1848 году британцы воспользовались дипломатическим конфликтом, вызванным нападением на христианских миссионеров в сельской местности, и расширили свою концессию больше, чем в три раза[71]. В 1850 году передовица англоязычной North China Herald – первой в истории шанхайской газеты – уже уверенно предрекала: «Кантон – колыбель нашей торговли с этой поразительной страной, [но] именно Шанхаю навсегда суждено стать главным местом соприкосновения между [Китаем] и прочими странами мира»[72].
Вскоре европейские жители Шанхая уже называли город своим «восточным домом», а свою концессию – «образцовым поселением». И действительно, к 1850-м годам европейская часть Шанхая с ее непрерывно сменяющими друг друга разноязыкими обитателями была практически неотличима от западного города. Единственным оставшимся на Бунде зданием в китайском стиле была похожая на храм Императорская таможня, символ государственного суверенитета Китая. Сосредоточием власти иностранцев было британское консульство, расположенное на северном конце Бунда, в месте слияния Сучжоу и Хуанпу. Место было настолько авантажным, что, желая оставить его за собой, британский консул выложил 4 тысячи долларов из собственного кармана, когда в этом отказало его лондонское начальство. Открытое в 1849 году консульство было построено в актуальном в тогдашнем Лондоне неоклассическом стиле силами американского подрядчика и британского архитектора. В двух кварталах от Бунда британцы возвели англиканскую церковь – собор Святой Троицы. Спроектированная при участии сэра Джорджа Гилберта Скотта – ведущего теоретика и практика неоготической архитектуры – церковь с ее горгульями и стрельчатыми арками казалась целиком перенесенной из английской глубинки.
Однако, чем более европейскими на вид становились концессии, тем более китайским становилось их население. Ища убежища от разгоравшихся по всей стране столкновений и беспорядков, в иностранные поселения хлынули потоки беженцев. Неравные договоры продемонстрировали всему свету слабость китайской власти. Поэтому, когда харизматичный лидер по имени Хун Сюцюань, несколько раз проваливший экзамены на чиновничью должность, объявил себя младшим братом Христа, ему удалось собрать армию из сотен тысяч человек, грозившую ниспровергнуть власть слабеющей династии Цин. C 1851 до 1864 года силы Тайпинского восстания под руководством Хуна контролировали значительную часть Китая, результатом чего стали многомиллионные жертвы и сотни тысяч беженцев, наводнивших Шанхай. Таким образом, поселение иностранных торговцев из географического курьеза превратилось в самый быстро растущий город на планете[73].
Сперва и иностранные, и китайские власти Шанхая, пытаясь сохранить устоявшуюся систему сегрегации, сносили стихийные лагеря беженцев на территориях иностранных концессий. Вскоре, однако, европейские земле– и домовладельцы сообразили, что на жилье для беженцев можно заработать куда больше, чем на их принудительном выселении, и гонения прекратились. «Моя задача – как можно быстрее сколотить состояние, – объяснял один иностранный делец. – Сдача земли в аренду китайцам и… строительство для них жилья [приносит] от 30 до 40 % прибыли… Через два, максимум три года я надеюсь уехать отсюда. А что там дальше будет с Шанхаем, пожрет ли его огонь или затопит море, – меня не касается»