Центральная проблема книги Боэция – проблема судьбы, выступающей то в виде Фортуны, то в виде Рока. Боэций предлагает относиться к Фортуне – случайному счастью или несчастью – спокойно, не слишком ликовать, когда нам везёт, и не унывать, когда не везёт, помнить всегда о том, что переменчивость – это сущность и природа Фортуны. Если бы Фортуна подчинялась постоянству и закону, она перестала бы быть сама собой, ибо латинское слово «Fortuna» происходит от «forte», что значит «случайно», «нечаянно», «может быть» (а может и не быть). Вот почему с давних времен Фортуна изображалась стоящей на шаре (в знак её неустойчивости), и символом её считается вращающееся колесо, несущее точки обода то вверх, то вниз. При этом Боэций считает, что люди в большей мере должны благодарить Фортуну за то, что она отворачивается от них, нежели к ним благоволит. Удача, ставшая привычкой, расслабляет, что делает перемену Фортуны особенно тягостной. Напротив, испытания закаляют и делают особенно приятным неожиданный поворот судьбы к лучшему.
Боэций полагает, что для человека нет ничего драгоценнее, чем свое собственное «Я»: это то, что судьба не может ни дать, ни взять. Все остальное суть вещи преходящие. Именно поэтому несчастная судьба даже лучше, чем судьба добрая: добрая обманывает, несчастная – наставляет, и только Бог дает истинное счастье. Все происходит в соответствии с Божьей справедливостью. Добрые люди вознаграждаются доброй судьбой или дисциплинируются злой. Злые люди исправляются злой судьбой, а добрая не приносит им счастья.
По Боэцию, благо – единственный предмет устремлений человека. Счастье – это приобщение к благу: «Блаженство – благо, которое, когда оно достигнуто, не оставляет желать ничего большего». Как и все платоники, как Августин, Боэций считает, что в конечном счете основания блага следует искать не в конечных, внешних вещах, а в душе человека, ведь человек – это образ божий, и образ этот заключается прежде всего в его бессмертной душе. Стремясь к низшему, человек оскорбляет своего Творца. Вместе с тем, считает Боэций, и в стремлении к суетным благам так или иначе отражается смутное понимание человеком того, что есть истинное, подлинное благо. Когда человек стремится к богатству, он чувствует, что нельзя быть блаженным, если во всем нуждаешься. Кто хочет власти, знает, что рабство и бессилие – это зло. Стремясь к почестям и славе, человек в действительности ищет уважения и признания, без которых нет настоящего блаженства, а предаваясь наслаждениям, он чувствует, что нет блаженства без радости. Ведь по самому смыслу высшее благо – это то, что ни в чем не нуждается. Беда в том, что человек всегда останавливается на полпути. Он стремится к материальному богатству, которое отнюдь не насыщает его алчность, но еще более разжигает. При этом возникают новые «заботы», ведь для сокровищ нужны соответствующие «сосуды» и «охрана».
Господство над другими неизбежно лишает человека безопасности и власти над собой – единственной власти, которая делает его действительно сильным. Занимая высокие посты, люди надеются приобрести уважение, но чины ничего не добавляют к их личным достоинствам, скорее, выставляют напоказ их пороки. Стремясь к славе, люди мучаются тщеславием, предаваясь наслаждениям, они в конце концов вместо радости испытывают тяжелые страдания.
Человеческое благо едино и неделимо. Оно является к людям во всей своей полноте или не является вовсе. В конечном счете благо – это совершенство, и достигается оно на пути добродетели. Творя добро, мы обязательно приобщаемся к благу как таковому. Но как отличить добро от зла? По Боэцию, благо, добро совпадает с Богом: Бог – это величайшее Бытие. И поскольку в нас есть понятие о Боге как величайшем Бытии, постольку Он есть, Он существу-ет.