Итак, знакомство с начальством состоялось. Хорошо, или плохо получилось? Одно ясно, – повезло, что сапоги почистил; Семёнову это явно понравилось. Может, оно – и ничего, окончательно решил Владимир по дороге в казарму, ободрённый этой пусть мелкой, но удачей. А где тут у них казарма? Ладно, поживём – увидим.

Длинная бревенчатая казарма для офицеров располагалась недалеко от конторы. В комнатушке, куда отвёл Владимира дневальный, обнаружились две некрашеные тумбочки, наспех сколоченные каким-то местным умельцем, две узкие деревянные кровати того же происхождения и печка—буржуйка. Пустая койка располагалась слева от окна, а на той, что справа, скинув только сапоги, возлежал поверх одеяла долговязый офицер, с которым ему теперь, очевидно, предстояло делить незатейливый быт казарменного соседства. На взгляд был он постарше Владимира лет на десять.

Владимир с интересом разглядывал необычный антураж; на подоконнике и самодельной полке, прикреплённой к стене, толпились толстые и тонкие книжки. Некоторые неровной стопкой лежали на тумбочке.

Познакомились, и пока его новый знакомый возился с большим прокопченным чайником, Владимир рассматривал всё его книжное богатство. Странная это была смесь. Рядом с Пушкиным и Достоевским ютились труды по паталогоанатомии и математике, горному делу и астрономии, которые не просто так стояли рядом, а были заложены закладками из газетной бумаги на разных страницах.

Этот высокий человек, неловко гремевший чайником, сутулившийся не по-военному, совсем мало соответствовал представлениям Владимира о тюремной зоне. Они немного посидели за чаем, и Владимиру пришлось рассказать свою нехитрую биографию. Иван почему-то рассказал меньше; он здесь – уже два года, бывший студент.

Скоро прошла неловкость любого первого знакомства, и Владимир, соблюдя приличия, сказался усталым, оно и действительно так было, и повалился отдыхать. Нары, сколоченные из грубых досок, были жестковаты, матрас, набитый сеном, припахивал плесенью. Однако после утомительной тряски на грузовике счастьем было бы и на простую лавку повалиться.

– Свет не помешает? – вежливо испросил Иван.

Владимир в тон ему ответил, что про такую ерунду можно не спрашивать. Иван поставил коптилку у изголовья на табуретку и повалился на свою койку, прихватив какую-то книжонку.

Хороший мужик, точно подружимся, решил Владимир.

– У вас тут тоже стреляют? – поинтересовался Владимир, щурясь на огонёк коптилки, который в полумраке казался ослепительно ярким.

– Почему решил? – спросил лейтенант.

– Я когда в посёлок прибыл, так сразу на начальников попал. Еменгулов, как мне показалось в голову раненый.

– А! Третьего дня уголовники напали. Трахнули по башке дубиной.

– Это как?

– Собственно мало, что известно. Он их всех умудрился завалить. Кого ножом, кого – пулей. Больше ничего не рассказывают.

– И часто тут такое?

– Нет, не очень. Хотя и случается, всё-таки – зона. Уголовники, бывает, ссорятся с немцами иногда до крови.

– А другой начальник по госбезопасности всегда такой странный?

– Семёнов? – загадочно усмехнулся лейтенант, – так, значит, по душам успели поговорить? Присесть, наверное, предлагал?

Владимир начал думать, что бы это значило.

– Ты куда сел на диван или на табуретку? – ухмыляясь, прищурил глаз Иван.

Владимир не сразу догадался.

– Ну, табуретку приставил поближе к дивану и сел, – буркнул он растерянно.

– Правильно, – с довольным видом похвалил Иван.

– Правильно?! – возмущённо встрепенулся прозревший Владимир. Вот, значит в чём причина столь странного поведения подполковника, – у вас тут, стало быть – проверка на «вшивость». Это всех тут так «проверяют»?