Именно из-за трофеев Святослав и выбрал водный путь. Знал, что опасно, но как по-другому? Не везти же все это верхи! Это ж сколько лошадей для этого дела понадобится? Да и печенеги народ конный – разденут, разуют, да еще и в рабство продадут. Князь рассчитывал, что выступившая «по суху» конная дружина Свенельда отвлечет на себя внимание печенегов, а он в это время вместе с малым количеством русичей незаметно минует грозные пороги Данапра, а там уже по чистой водице не догонят.

Дождавшись, покуда лагерь угомонился, Святослав, прихватив с собой переметную сумку, направился вглубь острова. Несмотря на темноту, князь уверенно шел по еле заметной тропинке, хорошо зная, что все дороги на Хортичьем острове ведут к одной поляне, где растет Дерево. Дерево русичей, посаженное еще до сотворения мира, когда не было ни земли, ни воды, а один только море-окиян.

Добравшись до опушки рощи, Святослав остановился: «Негоже, чтобы Перун увидел его запыхавшегося и второпях». Переведя дух, киевский князь степенно вышел на поляну, посреди которой рос огромный дуб. К зиме дерево растеряло всю свою листву и ночью, на фоне темного и стылого неба, выглядело огромным великаном, вросшим по пояс в землю и подпирающим огромный небосвод своими могучими руками. Их у «великана» было несчесть – каждая его ветвь имела множество отростков, а те еще и еще. Ночная птица, потревоженная шагами Святослава, взлетела с одной из веток дуба, медленно сделала круг в небе и снова опустилась на крону дерева. «Хороший знак», – сразу приободрился князь и подошел к стволу священного дуба почти вплотную.

Внизу кора дерева потемнела от копоти костров и крови животных, которых русичи приносили в жертву Перуну уже десятки лет. Немного выше из необъятного ствола дуба торчали клыки диких вепрей, убитых в честь главного божества язычников. Поклонившись своему покровителю, Святослав достал из сумки живого петуха и резким движением меча перерезал птице горло, направив струю крови, которая ударила из раны, на ствол дуба. Затем он поднес еще трепыхавшуюся в руках птицу к своим губам и сделал несколько жадных глотков.

Положив тело петуха у основания дуба, князь преломил над убитой им птицей две стрелы и с силой воткнул их в землю. Преклонив колено, Святослав на какое-то время замер и прислушался. И тут же раздался крик ночной птицы, все это время смело сидевшей на дереве. Ухнув несколько раз, филин расправил крылья, и, оттолкнувшись от ветки дуба, поднялся в ночное небо, но никуда не улетел и продолжал кружить над поляной, над священным деревом, над Святославом.

«Что ты хочешь мне поведать, мудрая птица?» – подняв к небу глаза, прошептал князь. А потом филина не стало. Птица будто растворилась среди низких облаков, и сколько не всматривался в небо Святослав, так и не понял, куда она подевалась.

Встав, и еще раз склонив голову перед священным деревом, князь направился в сторону лагеря, но, не доходя до него, резко свернул в сторону. Пропавшая в небе вещая птица не давала ему покоя. Куда подевался филин? Что за знак посылал ему вместе с этой птицей всемогущий Перун?

В этой стороне берег Хортичьего острова резко обрывался в Данапр высокими, покрытыми мхом и лишайниками скалами. Встав на одну из них, Святослав подставил лицо влажному ветру, дующему со стороны реки. Выглянувший из-за туч месяц осветил коренастую фигуру князя. На его гладко выбритой голове свисал в одну сторону длинный клок темных волос, а концы густых усов опускались к самому подбородку. В мочке уха сверкала золотая серьга, украшенная красным карбункулом