В 968 году войско Святослава принимает участие в военном конфликте между Болгарией и Византией на стороне Империи. После разгрома болгар обосновался со своей дружиной на Дунае, в Переяславце, планируя сделать этот город новой столицей Киевской Руси. В 968–969 годах Святослав срочно возвращается в осаждённый печенегами Киев и отбрасывает кочевников в степь. В 970–971 годах, уже в союзе с болгарами, венграми и печенегами, нападает на владения Византии во Фракии. В битве под Аркадиополем основные силы Святослава были разгромлены. Русичи укрылись в крепости города Доростола, и Святослав предложил византийскому императору мир, при условии, что его дружина беспрепятственно покинет пределы Болгарии. На обратном пути в Киев, в районе днепровских порогов, часть дружины русичей попала в засаду, организованную печенежским ханом Курей, и Киевский князь Святослав погиб.

…Весна в этом году была ранняя. Казалось, не яркое и еще не проснувшееся после зимней спячки солнце будет долго ласкать своими нежными лучами белоснежные сугробы, оставшиеся после долгой и холодной зимы. Ан нет. Зимобор[14] взял свое быстро. Снег таял на глазах, и вскоре многочисленные малые речки и ручьи понеслись в Данапр[15], превратив его и без того стремительные воды в один ревущий поток.

В эту пору года переправляться через реку, и тем более – плыть супротив течения, осмелился бы не каждый. Святослав осмелился. Как не уговаривал его воевода Свенельд идти до Киева «на конех», молодой князь все же настоял на своем и, погрузив на ладьи малую дружину, выступил в родные края по воде. «Пока кони по весенней распутице станут грязь месить, мы на веслах поднатужимся и через пару-тройку дней будем в Киеве» – так думал Святослав, провожая Свенельда во главе конной дружины русичей. А уже поутру, еще раз проверив, надежно ли закреплен груз, достатно ли взято провизии и воды, киевский князь отдал команду «На весла!». Скинув с себя плащ, Святослав остался в одной рубахе и, закатав рукава, взялся за одно из вёсел на головной ладье. «Ух! Ух!» – понеслись над водной гладью реки возгласы гребцов, задающие нужный ритм всей княжей флотилии. Забурлила за бортом вода, полетели в разные стороны брызги, окатывая своей прохладой разгоряченные спины дружинников. Попервах ладьи шли наперегонки, потом чинно выстроились друг за дружкой, а ближе к вечеру растянулись так, что некоторых пришлось подгонять окриком. Все-таки сказывалась голодная зима, да и с течением побороться спозаранку и до вечоры, опять же, дело сурьезное. И все одно молодцы – за день на веслах отмахать столько, сколько купеческие караваны два дня идут – не шутка.

Крепко ухватившись за кормило[16], Святослав привстал на скамье, пытаясь рассмотреть в опустившихся над рекой сумерках Хортичий остров[17]. По всем приметам на берегу, он бы уже должён быть.

– Зевало не разевать. Смотреть в оба! – наказал князь. – Прозеваем – и лоб расшибем и лодьи погубим.

И все одно серые скалы Хортичьего острова вынырнули из сумерек перед самым носом первой ладьи. Хорошо гребцы ученые – выставили весла напередки и сумели упереться. То, что пару вёсел в щепы и ребра захрустели – не беда, бывало и хужей.

Причалив, князь отдал приказ отдыхать, но при этом костров не разжигать и от берега далеко не уходить. Это он так – для пущей надёги, всё ж таки по обоим берега Данапра простиралась Пачинакия[18]. Что за людишки эти печенеги, его дружинники хорошо знали: и в союзниках успели с ними походить, и в бою стыкались не один раз. Именно эти поганцы о прошлом годе специально поджидали дружину у Хортичьего острова. Знали нечистивые, что с богатой добычей возвращаются русичи из дальнего похода. Одних только откупных от Византии было получено 15 кентинариев золотом