Мне понравились сразу две девушки, и я целовался с ними по очереди.

Месяц спустя, когда мы все отмечали у кого-то из них день рождения, одна предложила мне на ней жениться, а вторая сказала, что во время отпуска собирается выйти замуж и пригласила на свадьбу.

После этого я понял, что, сколько бы ни продлилась моя командировка, я никогда не вступлю в интимные отношения с нашими девушками в Мали. А поскольку в мои двадцать два года пружина так и рвалась из трусов, я сосредоточился на простых, доступных черных женщинах.

Килограмм свинины стоил сто франков. Живая свинья стоила пятьсот франков. Кому-то из наших военных пришла в голову экономная мысль всем скинуться и купить свинью. Однажды вечером после работы к нашей коммунальной вилле подъехал грузовик советского производства и вместе с двумя нашими капитанами высадил свинью. Свинья оказалась крупной и строптивой, и когда капитаны на руках внесли ее во двор, силы оставили их, и свинья, вырвавшись из рук, радостно хрюкая, понеслась через двор, сбив по пути с ног ничего не подозревающего Карамагора. На крик собралось всё население общаги: младшие улюлюкали, старшие пытались принять решение, что делать со свиньей. Как водится в армии, командир отдал приказ: свинью изловить. Ловили долго. Очнувшийся Карамагор принял в этом активное участие, и когда, наконец, зажал ее между ног, спросил: «А дальше что?» Что делать дальше, не знал никто, но мяса хотелось всем. Мы посмотрели на старшего по званию, и так как должность обязывала, он сказал: «Будем резать». Вышли два капитана с большими тесаками и стали резать. Видимо, навыков ни у кого не было, потому что свинья не давалась, вырывалась и орала дурниной.

К этому времени на крики и визги собрался уже весь квартал. Большинство столпилось у ворот, кто-то сидел на заборе и, как болельщики на стадионе, делал ставки: кто победит, мы или свинья. Самые наглые зашли во двор и давали советы.

Мы снова посмотрели на майора, и он понял, что от его решения зависит авторитет советской армии.

– Будем убивать током, – сказал он.

Для наших военных дело было привычное: взять два проводка и присоединить к лапам. Провода нашлись, лапы дергались в истерике. Складывалось впечатление, что, побегав по двору, свинья снова почувствовала себя поросенком и решила до конца сопротивляться надвигающейся катастрофе. Свинью уже держали шесть человек. Обалдевший Карамагор стоял рядом и молчал. Еще двое включали ток. Переводчики притихли на веранде и дрожали. Когда ток прошел через свинью, она завизжала так, что сбежалось еще три квартала. Но умирать не хотела. Когда капитаны поняли, что электричество ей тоже нипочем, они опустили руки. Тогда очень аккуратно, как достойного противника, они ее связали и позвали соседей.

Наши черные друзья, которые только что аплодировали и болели за свинью, прирезали ее за пять минут, разделали мясо и передали его нам за небольшое вознаграждение. В этот вечер было выпито много водки, а свинья оказалась вкусной.

На следующий день в местной газетенке появилась статья о том, как советские офицеры в чужой стране издеваются над редкими местными животными.

Дело замяли, а в общагу приехал наш начальник-полковник и сказал:

– Майору объявляю строгий выговор за то, что не мог справиться со свиньей, капитанам по выговору, а переводчикам – благодарность за то, что не входили в сношения с местными животными.

За три года я вжился в Бамако и полюбил его, хотя, как бы его ни приукрашивали на открытках, это была просто большая одноэтажная деревня, разделенная пополам рекой Нигер.