***

Спустя некоторое время Александра разыскали, в числе других пленных обменяли на захваченных боевиков, и он, к неописуемой радости своих родных, вернулся домой.

***

Стоит ли говорить, что он и Алька уже много лет вместе? Они живут дружно и счастливо. У них растут двое сыновей и красавица-дочка…

О верной любви и предательстве

Когда Никита взял свой чемодан и вышел, даже не попрощавшись, Таня стояла, отвернувшись к окну и тупо, без единой мысли смотрела на дождевые капли, которые скатывались по стеклу, оставляя мутные серые полоски. Дождь все усиливался, а когда хлопнула дверь подъезда и высокая мужская фигура шагнула под открытое небо, превратился уже в настоящий ливень.

«Он же весь вымокнет, простудится! – испуганно встрепенулась Таня. – «Как можно! В одной-то рубашке!»

Она сделала движение, чтобы бежать следом, тащить мужу плащ, зонт, вернуть… Но трезвый и горький голос в душе остановил: «Брось! Что тебе до него теперь! Пусть катится! Его и без тебя согреют и обсушат!»

Таня глубоко вздохнула, вытерла глаза и стала смотреть дальше. Она видела, как муж добежал до остановки и прыгнул в отходящий автобус.

Дверь медленно затворилась, машина тронулась с места и скрылась за завесой льющейся воды, но Таня продолжала стоять и смотреть, пока звонок в дверь не отвлек ее от этого бесполезного занятия.

«Вернулся?» – молнией сверкнуло в сознании. Она бегом бросилась к двери, распахнула ее и бессильно опустила руки: на пороге стояла соседка Маня, Манюня, из квартиры напротив.

Бойкая и веселая, как всегда, она ввалилась в прихожую, бесцеремонно толкнув Таню плечом.

– Ой, Танька! Что я тебе сейчас скажу! – с ходу начала она. – Ты не представляешь, что мне рассказали сегодня…

– Да ты пройди сначала, потом уж рассказывай, – холодно перебила ее Татьяна, отстраняясь. Она терпеть не могла, когда вторгались в ее «личное» пространство.

На Мане не терпелось поделиться:

– Представь себе, зазнайка эта преподобная, Настя, вчера… Ой, а что это ты какая-то не такая? Что случилось-то? Ты что, ревешь, что ли? С Никиткой поссорились?

– Не поссорились мы. Все нормально. Просто он от нас ушел, – безжизненным голосом начала Таня. Замолчала на миг и вдруг вскрикнула:

– Насовсем ушел! Бросил он меня!

Упав на диван, она зарыдала, заплакала в голос. Меньше всего ей хотелось бы, чтоб об уходе мужа узнала эта болтушка Маня, но уж получилось так, как получилось.

– Да как же это может быть? Брось, это совершенно невозможно! От слова «совсем»! – лепетала добрая Манюня, бегая и хлопоча вокруг, стараясь ее приподнять и заглядывая в лицо. – На-ка вот, водички попей! Ты же побледнела вся, как бумага прямо! Ну, перестань, не плачь так! Перестань! Сейчас ваш Гошка из школы придет! Ты его перепугаешь до смерти!

Напоминание о сыне подействовало, хоть и не сразу. Татьяна села и замолчала, но нервная дрожь, бившая ее, никак не могла уняться, и только после того, как Маня напоила ее водой, валерьянкой и еще какими-то сердечными каплями, она смогла немного успокоиться и встать. Ноги подкашивались, словно ватные. С помощью соседки она дотащилась до ванной, включила холодную воду и умылась. В висках стучало, но слезы потихоньку иссякли. Она насухо вытерла лицо и вернулась в комнату. Маня обрадовалась и присела к столу. Было видно, что ей не терпится расспросить, что да как. Однако помертвевшее, бледное, застывшее лицо Татьяны ее пугало.

– Я чай заварю, ладно, Тань? Выпьешь чашечку? – спросила она непривычно робким голосом.

– Заваривай! Что уж там! Будем чай пить!

– А у меня дома коньячок есть! Хочешь, сейчас притащу?