– Хм, я надеялась, что сын пойдет в меня, – сказала мадам, а затем пояснила. – Нет! Я не видела в сыне спортсмена и не желала ему спортивной карьеры. Это тяжелый труд. Это через боль. Через не могу. А сын ни в физическом плане, ни в духовном не пошел в меня. – Мадам Ковальчук опустила голову, уставившись себе под ноги, и тихо добавила: – Оказался таким же слабаком, как его папаша. Поэтому и помер как собака в подворотне.

– Как помер? – изумилась слушательница и сглотнула. От шокирующей новости перехватило дыхание, так что Лиза чуть не подавилась.

Мадам Конь полминуты помолчала, а потом, подняв глаза на Лизу, решительно ответила:

– Полгода назад.

– Ой! – Лиза прикрыла рукой рот. – Это когда вы уезжали на пару дней по делам?

– Да. Ездила его хоронить.

– Вы не говорили.

– О чем тут говорить. Хвастаться нечем. Горе сплошное. Пил безбожно. Пошел по стопам своего отца. – Мадам отвела взгляд в сторону. – Оба сла-ба-ки. Они не умели противостоять жизненным невзгодам и решать проблемы, а предпочитали заливаться водкой и уходить в забытье.

Ковальчук смолкла, затем взглянула на ошарашенную признаниями Лизу и добавила:

– За сына билась, как могла. Но эту преграду, эту высоту взять не смогла. И материнский забег я проиграла. – Ковальчук вздохнула. – Не могла больше смотреть на сына-алкоголика. Поэтому сюда, в хоспис, и переехала.

Мадам Конь опустила глаза, в которых блеснула слеза. Затем подошла к окну и стала всматриваться вдаль, думая о чем-то своем. Никогда Лиза не видела, чтобы мадам Ковальчук плакала или жаловалась на жизнь. «Полгода молчать, никому не говорить о смерти сына… Ну и выдержка у этой женщины!» – удивлялась Лиза про себя, выходя из апартаментов. Мадам Конь осталась наедине со своими мыслями.

С другого конца холла навстречу Лизе направлялась Ирада, толкающая впереди себя штатив с заряженной капельницей. Колеса штатива не поспевали за торопливыми шагами медсестры и издавали громкий шум, соприкасаясь с мраморным полом. «Так хочется попить кофейку», – подумала Лиза. На горизонте промелькнула фигура главной медсестры Татьяны. Своим тяжелым взглядом она посмотрела на обстановку вокруг. «Уже не попью», – расстроилась Лиза. Работа кипела. Татьяне не предоставилось возможности сделать кому-то замечание, и она скрылась из виду. Все еще грезя горячим бодрящим кофе, Лиза пошла на сестринский пост. Только напарница Ирада исчезла за дверью чьих-то апартаментов, как красная лампа замигала над очередной комнатой. «Да что они сегодня, все друг за другом! Всем плохо. Какая-то цепная реакция! – негодовала Лиза, спеша на помощь.

Мадам Васнецова сидела с отрешенным видом, откинувшись в кресле, со скрещенными на груди пальцами, на каждом из которых сверкало по кольцу с драгоценными камнями. На голове оставалась пара забытых бигуди-липучек. Пуговицы на халате были застегнуты неправильно. На журнальном столике перед ней лежал глюкометр для самостоятельного измерения глюкозы крови и использованные тест-полоски.

– Что такое, мадам? – забеспокоилась Лиза. – Сахар упал?

– Сахар в порядке. В душе непорядки.

Лиза уже принялась мерить давление.

– Давление хорошее, – сказала Лиза. – А с душой что стряслось?

– Душа плачет. Недаром мне лицо этой мадам показалось знакомым.

Лиза почувствовала, откуда ветер дует, и задумалась: «Все-таки Багдасарова успела натрещать в уши подружке непроверенные факты. Теперь, гляди, фантазия у мадам Васнецовой разыгралась. Старые боли всплыли». Лиза подняла брови и тихо спросила:

– Вы Элеонору имеете в виду?

– Ее, бесстыжую.

– Элеонора – известная актриса, снималась во многих фильмах. Поэтому и лицо ее вам показалось знакомым, – начала разъяснять Лиза. – А почему бесстыжая? За что вы ее обзываете.