В нашей семье всегда было много забот. Родители, поглощенные решением бытовых проблем и зарабатыванием на жизнь, старались дать нам всё необходимое, но часто были слишком заняты, чтобы заметить наши истинные потребности.


Я была старшей из троих детей, и между мной и средним братом была разница всего в 2,5 года. С самого раннего детства родители неосознанно разделили нас на «папину дочку» и «мамино солнышко». Это разделение становилось всё более очевидным с каждым годом, особенно в моменты семейных конфликтов, когда начинались сложные игры в манипуляции.


Для меня это было болезненным опытом. Внутренняя неуверенность и ревность росли с каждым днём. Я чувствовала, как будто стою на весах, где на одной чаше я, а на другой – брат. Это создавало постоянное напряжение и чувство вины, особенно когда я замечала, что брату не хватает отцовского внимания.


Во взрослом возрасте эта детская травма трансформировалась в навязчивое желание помогать и спасать. Я постоянно старалась выполнить все просьбы брата, вытаскивала его из различных сложных ситуаций, даже когда он сам создавал себе проблемы. Это чувство вины стало своеобразным якорем, который тянул меня вниз, заставляя жертвовать своими интересами ради его благополучия.


Но самое удивительное, что это стремление «спасать» не ограничивалось только братом. Оно распространилось на весь мой ближний круг – друзей, коллег, даже случайных знакомых. Я постоянно искала возможности помочь другим, часто забывая о собственных потребностях и границах.


Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это было нездоровое поведение, корни которого уходили в моё детство. Родители, пытаясь справиться с жизненными трудностями, создали ситуацию, где мы с братом стали инструментами их собственных эмоциональных игр. А мы, дети, принимали эти правила, не осознавая, что они формируют наши будущие паттерны поведения.


Это разделение и чувство вины стали моими первыми уроками в школе манипуляций. И хотя эти уроки были болезненными, именно они впоследствии помогли мне осознать важность здоровых границ и научиться говорить «нет», не испытывая при этом мучительного чувства вины.


В этом разделении была и своя положительная сторона – оно научило меня эмпатии и умению понимать разные точки зрения. Но главное, что я извлекла из этого опыта – необходимость освободиться от токсичных паттернов поведения и научиться строить здоровые отношения, основанные на взаимном уважении и понимании, а не на чувстве вины и необходимости спасать других.


Пробуждение души


Моё знакомство с миром эмоций началось очень рано, и каждое новое переживание словно пронзало меня до глубины души. В пять лет я впервые столкнулась со смертью – родители взяли меня на похороны. Стоны и крики горя пронизывали моё детское сердце, вызывая непонимание и страх. «Почему они так плачут?» – спрашивала я себя, не находя ответа в тишине комнаты.


В восемь лет я уже понимала, как глубоко могут ранить семейные конфликты. Когда родители ссорились, их боль становилась моей. «Почему они не слышат нас?» – думала я, чувствуя себя потерянной между двумя любимыми людьми.


А потом появился младший брат Саша. Помню, как соседка часто говорила, что заберёт его к себе. Детское сердце наполнялось слезами от этих слов – как такое возможно? Он же наш, почему она хочет забрать его?


Но самым глубоким моим размышлением стала тема смерти. Уже в девять лет я погружалась в мысли о том, что происходит после смерти. Зима 1997 года запомнилась мне не только учебными буднями, но и часами размышлений о сущности бытия.


«Почему я именно я?» – спрашивала я себя, глядя в зеркало. «Почему у меня такое тело, такое лицо, такие родители?» Однажды вечером, после просмотра мультфильма с братом, я вдруг ощутила странное чувство отделения от собственного тела, словно могла смотреть на себя со стороны.