– Ну хорошо, – с улыбкой ответила Амалия. – Тогда собирай вещи и иди к маме или Эмме.

После таких слов ссора обычно сходила на нет, и влюбленные молча о ней забывали.

Неизвестно, сколько бы так продолжалось, пока спустя неделю не грянули перемены.

В субботу, во время обеденного перерыва пришел в кафе мужчина в сутане и с сединой в волосах. Дайс встретил его у порога и проводил в кабинет. В этот день ни Амалии, ни Эрвина не было – только Эмма, Карл и Эмиль. Они сидели за столиком возле самого кабинета. Дайс и незнакомец не выходили оттуда полчаса. Эмиль слышал приглушенные голоса за стенкой. Музыканты, словно по команде, притихли, – даже Эмма перестала мешать кофе. Котик вслушался:

– Поставили нового прокурора, говоришь? Хм, и что он? Ты виделся с ним? – сказал Дайс.

– Да. Совсем молоденький, даже слишком для такой должности. Впрочем, я предложил ему сумму, он согласился. Так что дело Якова скоро замнут, но ничего не могу сказать про прессу. Тот редактор, где работает твоя подружка, – вот с ним я и договорился.

– А по поводу рекламы?

– Дружище, сейчас не про это.

– Ладно, понял. М-да, а я с самого начала говорил Якову, что бизнес с проститутками и наркотой – не шуточки. Лучше бы просто вместе с нами с больных детишек брал – и поделом-то!

– Я тоже самое ему, а он, видишь, захотел рыбку покрупнее-пожирнее. А сейчас десятку как минимум получит, я говорил с его адвокатом.

– Он ничего, ни-ни про нас? – спросил Дайс.

– Нет. Единственное, он рассказал мне об одной проблеме: из-за всей этой ситуации он же ведь обломал Линя с заказом, а тот заплатил авансом заранее. Теперь мы должны этому узкоглазому двести тысяч.

– ЧЕГО?!

– Ага. Точнее, Яков должен, а так как он, мягко говоря, не в самом лучшем положении, то влетело мне, как его деловому партнеру. И неважно, что я из другой больницы. Теперь весь долг узкоглазый списал на меня. Конечно же, я стал говорить ему, что не смогу сразу выплатить такую сумму: разорюсь. Ну, он тогда сказал, чтобы я… отдавал ему частями, как кредит. Короче говоря, рэкет. Иначе я ввяжусь в борьбу с наркодиллерами, а оно мне зачем? Я пожить хочу для себя и для своих больных дойных коровушек. Про тебя он тоже знает, у него есть данные к моей банковской истории, в том числе и к чекам, которые я тебе выписывал – он подкупил своих людей в банке.

Молчание.

– Сколько тогда платить? – спросил Дайс.

– По двадцать тысяч в месяц. При хорошем раскладе Линь может потом снизить сумму до пятнадцати… Видишь ли, я бы тебе помог, вот только сейчас с дойкой не очень. Родители перестали доверять больницам при церквях после того скандала, фонды отказываются сотрудничать. У меня остался один фонд, однако он состоит из не очень большого количества людей, с рекламой у них все хреново.

– Ну и что ты предлагаешь мне с такой информацией делать?

– Принять к сведению. Не злись, такие у нас теперь дела, ничего я поделать не могу. И еще… если ты встретишь свою подругу, скажи, чтобы она сделала рекламу для Святой Анны, пожалуйста. Это очень важно.

Дверь кабинета распахнулась, и гость ушел. Дайс постоял в дверях, проводил его с каменным выражением лица и внезапно со всей силой ударил кулаком по косяку. Посетители за ближайшими столиками уставились на шефа во все глаза, в том числе и музыканты. При виде последних Дайс шумно вдохнул и пробормотал:

– Чего сидите? Работайте лучше.

С этими словами он ушел. Музыканты молчали, даже к еде не притронулись. Эмиль не выдержал, вскочил и заговорил тихо, но четко:

– Так, а теперь вы мне объясните, что здесь происходит? Я работаю здесь не первый день и имею право знать.