Вместе с киевскими коллегами они узнали адрес Шевардина, и жестоко расправились с его семьей.
*******
Вернувшись в Петербург, Бронштейн, в первую очередь, направился к Софье.
– Я не хочу пудрить тебе мозги, – сказал он ей без предисловий. – У меня конкретное предложение – выходи за меня замуж.
Софья просто опешила от такого поворота дела.
– Ты чего, пьяный что ли, Николай?
– Послушай, Софи. Вся округа знает от кого у тебя сынуля. И в нынешней ситуации это грозит вам, как минимум, расстрелом. Ты не торопись с ответом, но, подумай, как следует, над моим предложением. Сейчас я направляюсь на фронт. Когда вернусь, будь добра ответить на этот вопрос конкретно.
Софья пребывала в ужасе от такого поворота дела. От Ивана давно не было никаких известий. В последнем письме он писал ей, что у него все нормально. И что он на седьмом небе от известия о сыне. Но, это было еще в прошлом 1917-м году.
Сейчас же в городе зверствовало ЧК и расстрелы происходили каждый день. И, после разговора с Бронштейном, она по совету матери, решила уехать в Екатеринбург к своему дяде.
– Софи, этот проклятый чекист не оставит тебя в покое, – сказала ей мама. – Надо попробовать добраться до дяди Саши. Хоть время непонятное и жестокое, но это единственный шанс спасти Федора.
– Ой, мамочка! Я очень боюсь. Не за себя – за сына.
– К женщине с маленьким ребенком особо не будут приставать ни красные, ни белые. Других вариантов у нас просто нет.
И Софья согласилась. Тем более, что у папы были хорошие знакомые железнодорожники, которые обещали им в это помочь.
Часть III
И В А Н
В дверь тихонько постучали. Только что согревшийся под шинелью и почти уже задремавший Иван Андреевич неохотно присел на кровати.
Это был вестовой.
– Господин подполковник. Вам срочный пакет из штаба.
Шевардин вскрыл конверт.
– Иван Андреевич! Наши люди отыскали в Киеве ваших родственников, которые передали для вас письмо. Так же хочу обсудить детали предстоящей операции по обороне Омска. Жду у себя!
Этот размашистый почерк, который принадлежал помощнику начальника Центрального отделения военного контроля полковнику Караулову, он узнал бы из тысячи других.
– Хорунжий! Срочно ко мне поручика Гладкова!
Не успел он хоть как-то привести себя в порядок, как перед ним предстал во всей красе поручик Гладков. Бодрый и веселый, красивый и подтянутый. Как будто и не было 5.30 утра.
Через 10 минут они уже мчались на лошадях по еще спящему городу.
*******
– Садитесь поближе к огню, Иван Андреевич!
– Что с моей семьей, Александр Васильевич? И где письмо?
Караулов протянул ему втрое сложенный лист бумаги.
– «Дорогой Ванечка!
Прости меня, за такую ужасную весть. Но, нашей Сашеньки и маленького Егорушки больше нет. Их зверски убили проклятые чекисты.
Слава Богу, что Лизонька успела спрятаться и осталась жива.
Мы с Савелием похоронили их на нашем поселковом кладбище.
За дочь не волнуйся. Она для нас такая же родная и любимая, как и наши дети.
Прости еще раз за такое известие! Береги себя, пожалуйста!
Твоя сестра Татьяна!»
Шевардин тяжело вздохнул и невольно скрипнул зубами. Тяжелая слеза медленно скатилась по его небритой щеке.
– Плохие новости, Иван Андреевич?
– К сожалению, да. Жену и сына расстреляли красные в Киеве. Сестра с мужем не успели их забрать к себе. Кто-то оказался проворнее и сдал с потрохами. Слава Господу, дочь Лиза успела спрятаться.
– Держитесь, Иван Андреевич! И примите мои соболезнования!
Караулов открыл шкафчик и достал бутылку водки и две стопки. Выпили молча, не чокаясь.
– Как обстановка в полку, – спросил вдруг полковник. – Слухи разные доходят, что офицеры разбегаются.