Разумеется, украинский глава, – как и Рейган, всего лишь актер по первой профессии, – не обязан был изначально уметь все, кроме как выучить роль и произнести ее уверенным, исполненным убежденности тоном. И ничего, коли снятый им сериал выдавал скорее понимание обратного тому, что теперь от него требуется изречь, и чего (понимания того, как работает клуб) ему как раз простить-то и не могут, всякий раз требуя подтверждения лояльности: отрицания какого-либо понимания – что действительности, что истории. В несколько ином ключе действовал американский актер (по отзывам коллег, сомнительных дарований, а впрочем достаточных для рекламы и патетики), что без похода к… гадалке («real psychic»), по свидетельству его адъютанта Дона Ригана (Don Regan, For the Record) и шагу не ступал – и еще неизвестно, не была ли ворожея направляема уверенной и непогрешимой незримой дланью демократии. Вот, кстати, чем не лишнее подтверждения вреда ворожбы и зыби предиктивности как таковой? А ведь упирается в пробабилизм, который – от ложного фатализма.

Но как последнему главе хватало рациональности на то, чтоб просмотром культовых советских кино (в т.ч. снятого Меньшовым, коему посвящена предыдущая книга серии) постигать этос Страны, которую предстояло развалить, так и этому нынешнему не откажешь в базовом понимании последствий его слов и действий (как и бездействия), ответственность за которые история – независимо от кураторства, устных предписаний извне, неформальных и внесудебных решений и полуофициального статуса временных поверенных в ранге спецатташе – возложит на него. Большую игру могут затевать крупные игроки (впрочем, и их рациональности я призывал еще и два десятка лет тому назад не «демонизировать», так как в ранней юности забавляло меня и то, что спецслужбы знают далеко не все). Но спрятаться за их невыпячиваемыми спинами мелким исполнителям и распорядителям пира не придется, да и синекур на всех едва хватит. Это показал не только Афганистан, но и пиночетовский удел, несвободный от судебных тяжб, пусть и без шансов на обвинение незримых соучастников.

Но если и не откажем номинальным главам в элементарном здравом смысле, это еще не делает их светочами мысли, экономистами или философами. В общем-то, им и самим может казаться, что незачем, дескать, разбираться в механизмах. Однако, если и касается это деятельности клуба, то вовсе не переносится на собственную вотчину. Иначе временщики и все, кто их так или иначе поддерживал морально, должны готовиться к суду – истории, Света, собственной совести как прояснения для мудрых и ада для лукавцев.

Рейган, кажется, расплатился ментальным обстоянием, и к нему едва не присоединились некоторые из условно конкурирующей партии. Досадно и печально лишь то, что подобную участь разделят иные из наиболее совестливых и неравнодушных – слишком неленостных умом и совестью на другом конце спектра.

Печально и другое: главы без царя в головах, кажется, так и продолжат отождествлять этос или первофеномен с его изнанкой, вырождением, сингулярностью. Иначе, доросши до философии, смогли бы вместить и оценить следующее. Частное способно оказаться конгруэнтным целому, но целое никогда не окажется конгруэнтным вырожденному как изнанке своей и как дальнейшему, предельному сужению частного.

Иногда верно и обратное: целое конгруэнтно частному. Тогда достаточное предстает, если и не необходимым, то – наилучшим. К примеру, Русь может оказаться взаимоконгруэнтным с Россией в главном и лучшем. Но анти-Русь, понятное дело, будет маргинальностью и радикальностью, где примитивизм сходится с экстремизмом, порождая нескончаемую череду иррелевантных метаний, суетных бунтов и революционного выметания ценностей с институтами, нередко без замещения, так что в образующийся вакуум способно прокрасться что угодно. Гедель, несомненно, нашел бы, что заявить в этой связи об изначальной аксиоматизации системы. Да и Гегель в карман не полез бы касаемо антитез избыточных, без синтеза.