Появление в Цюрихе радикальных евангелистов изображается Фрицем Бланке в виде пятиактной драмы, начавшейся в 1523 г. с перехода их лидера Конрада Гребеля (1498–1526) с позиции христианского гуманизма на точку зрения фундаментализма. В результате Гребель осудил Цвингли за неспособность осуществить Реформацию в Цюрихе по схемам, прописанным в Ветхом Завете (Blanke 1961, pp. 8–11). За этим последовала неудачная попытка убедить Цвингли в том, что ему необходимо разорвать союз с мирскими властями и расчистить путь для более решительной Реформации. Третий акт относится к переломному 1524 г., когда Гребель и его ближайшие помощники Феликс Манц и Бальтазар Хубмайер отвернулись от Цвингли, начали проводить свои собственные собрания и переписываться с Карлштадтом, Мюнцером и Цвиккаускими пророками (Blanke 1961, pp. 13–17). В четвертом акте они вновь попытались убедить Цвингли и городской совет Цюриха принять новую теологию, полностью разработанную к тому времени радикалами. В конце 1524 г. Гребель и Манц приняли участие в двух публичных дискуссиях с Цвингли, попытавшись убедить его в том, что крещение младенца не является необходимым условием его спасения, и потому крестить следует только истинно верующих взрослых людей. В результате их собрания были запрещены, что стало прологом последнего акта драмы. Гребель проводил собрание как раз в тот день, когда запрет вступил в силу. В ходе собрания он перекрестил одного из священников – Георга Блаурока (Blanke 1961, p. 20). Этот шаг имел большое значение, сразу же отмеченное Цвингли: к теологии Гребеля был добавлен видимый знак, возвещавший появление новой Церкви. Получив символическую идентичность, движение начало быстро распространяться – одной волной на север, вверх по Рейну к Страсбургу, другой – на восток, вдоль Дуная к Аугсбургу (Clasen 1972, pp. 17–20).

Лидеры анабаптистских сект критиковали и осуждали социальные и политические идеи Лютера, Цвингли и других деятелей магистрального направления Реформации, делая это двумя различными способами. Некоторые из них были несомненными революционерами. Самым ярким примером служит «Проповедь перед князьями» (1524) Мюнцера, который заявляет (Müntzer 1957, p. 64), что «новый Даниил явится» и наставит правителей мира в их обязанностях, ибо ныне они позволяют обманывать себя «лжедуховенством и нечестивцами» среди лютеран, и прежде всего самим Лютером, «братом жирной свиньей и братом сладкой жизнью» (pp. 61, 65). Вначале лютеране подвергаются критике с теологических позиций, в частности за отрицание непосредственного откровения и за слова о том, «что Бог более не открывает Своих божественных тайн возлюбленным друзьям Своим в видениях или ясно слышимом Слове» (p. 54). Но самой резкой критике Мюнцер подвергает политические теории лютеран, особенно их пассивное отношение к светским властям. Лютеране обвиняются в том, что наставляют правителей «в самых постыдных идеях, противоречащих общепризнанной истине» (p. 65), и проповедуют, что князья «способны блюсти лишь светское единство» и не выполняют своей главной обязанности, состоящей в «том, чтобы во имя Евангелия пожертвовать всем» и начать крестовый поход «против безбожников» ради полной и праведной Реформации (pp. 65, 67, 68). Представление о князьях как борцах за истину подкрепляется интерпретацией или, скорее, намеренным искажением ключевого места в начале главы 13 Послания к Римлянам, которое Мюнцер трактует таким образом, что апостольское учение о повиновении превращается у него в требование священной войны. Изменяя последовательность первых стихов, Мюнцер умудряется сделать вывод, что св. Павел на самом деле обличает «нечестивцев, препятствующих Евангелию», и призывает всех благочестивых правителей «убирать их с дороги и уничтожать» (p. 65). А напоследок он грозит: если князья не согласятся установить Евангелие силой, суверенному и праведному народу придется «отобрать у них меч» (p. 68).