Однако в трактате Жерсона «О церковной власти» дается вполне четкая и очень влиятельная формулировка тезиса о том, что Собор обладает высшей властью над Церковью. Этот тезис был затем детально разработан на Базельском соборе Иоанном из Сеговии и Николаем Кузанским (Black 1970, pp. 34–44). Жерсон начинает в примирительном тоне с различения Церкви и политического общества, говоря, что по своему происхождению Церковь отличается «от всех других властей» (Gerson 1965a, pp. 211). В то время как другие формы власти «установлены от природы» и «регулируются природными или человеческими законами», Церковь является также «мистическим телом Христа» и обладает властью, которой Христос «сверхприродно, особым даром наделил своих апостолов, учеников и их законных преемников» (p. 211). Это означает, что в одном смысле – а именно в том, что папа является наследником мистического союза Церкви и ее основателя, – следует «признать вне всякого сомнения», что папа «обладает полнотой власти» и обладает ею «прямо от Бога» (p. 226). Но далее Жерсон настаивает, что в том виде, как она существует, Церковь должна также рассматриваться как политическое общество, и поэтому к ней применимы те же критерии легитимности, что и к обычным regnum или civitas. Он пишет далее, совершенно так же, как ранее утверждал его учитель Оккам, что, «несмотря на любые соображения» о божественном происхождении церковной власти, с этой точки зрения, если мы ее принимаем, очевидно, что «преемники св. Петра ставились и все еще ставятся людьми» на благо Церкви и «получают свою должность опосредованно – человеческим служением и соизволением» (Gerson 1965a, p. 226; ср. Morrall 1960, p. 104).

Это расчищает путь главному аргументу Жерсона. Если полномочия папы установлены «опосредованно» на том условии, чтобы «в своем правлении он преследовал цель общего блага», то папа никак не может быть «более великим, чем тело Церкви» – maior universis, как в характерной манере утверждали канонисты[21]. Подобно Оккаму, Жерсон считает, что папа может быть только конституционным монархом, служителем или должностным лицом Церкви, власть которого зиждется на его готовности заботиться о благе подданных. Поэтому, настаивает он, власть Церкви как universitas или корпорации «больше, чем власть папы», делая вывод, который затем обставляет возвышенной риторикой. Церковь – maior, «больше, чем папа», «в полноте и размахе благодаря непогрешимому руководству, больше как преобразующая власть в отношении и своего главы, и своих членов, больше в принудительной власти, больше в принятии всех важнейших решений по трудным вопросам веры и, наконец, просто больше по числу своих членов» (Gerson 1965a, p. 240).

Таким образом, оправдание Жерсоном папской plenitudo potestatis как прямого дара Божьего приводится в полное соответствие с его утверждением, что «высшей властью над Церковью располагает сама Церковь» и особенно «Вселенский собор, который в достаточной мере и законно ее представляет» (p. 232). Plenitudo, считает он, «лишь формально и материально принадлежит папе», в то время как за «ее регулирование и использование» продолжает отвечать Собор в качестве представительной ассамблеи Церкви (pp. 227–228, 232). Соответственно, когда Церковь наделяет папу plenitudo, она делает это не в форме отчуждения своих полномочий в пользу правителя, который становится legibus solutus, но лишь в виде уступки, передающей папе власть в пользование, но не в собственность (p. 228). Поэтому, заключает Жерсон, несмотря на кажущийся абсолютизм церковной власти, высшая власть в Церкви