в своем времени. Его интеллект, его образование, его литературный талант оказываются никому не нужными. Даниил «выпадает» из обычной жизни, остается невостребованным и, следовательно, несчастным. Ведь он настолько одинок, что даже друзья и родственники «отвергли» его от себя, а те, кто не гнушается его, на самом деле в сердце своем осмеивают страдальца Даниила.

Интересно, что в «Слове» опять, как и в ряде других памятников древнерусской мысли, центральным образом становится символ сердца – именно сердце Даниила страдает от одиночества. Но в данном случае символ страдающего сердца дополняется еще символом страдающего ума: «Имѣю бо сердце – аки лице безъ очию, и бысть умъ мой – аки нощный вранъ на нырищи» («Ведь сердце мое – как лицо без очей, и был мой ум – как филин на развалинах»)[30]. При этом сам образ бодрствующего филина заимствован из Псалтири (Пс. 101:7–8). Вполне возможно, что в данном случае Даниил стремится объяснить свои страдания тем, что руководствовался в поступках не сердцем, а разумом.

Такое объяснение вполне возможно, ибо сам Даниил не только не разделяет два символа, но даже стремится объединить их в один, своего рода «смешанный символ» – «сердце бо смысленаго», т. е. «сердце разумного», утверждая: «Сердце бо смысленаго укрѣпляется въ телеси его красотою и мудростию» («Сердце разумного укрепляется в теле его красотою и мудростью»). Следовательно, при всем уповании на сердце Даниил Заточник вполне осознанно подчеркивает и значение разума в жизни каждого человека и ниже всячески подчеркивает собственную «мудрость» и «разумность», тем более что интеллектуальных высот он достиг исключительно собственными силами, путем самообразования: «Азъ бо, княже, ни за море ходилъ, ни от философъ научихся, но бых аки пчела, падая по розным цвѣтом, совокупляя медвеный сотъ; тако и азъ, по многим книгамъ исъбирая сладость словесную и разум, и съвокупих, аки в мѣх воды морскиа» («Я, княже, за море не ходил, у философов не учился, но был как пчела, припадающая к разным цветам собирающая <их нектар> в соты; так и я, из многих книг выбирая сладость словесную и мудрость, собрал их, как в сосуд воды морские»).

Впрочем, именно «разумность» и становится источником всех бед «нищего мудреца». Для самого Даниила это настоящая личностная трагедия, из которой он видит только один выход – наняться на княжескую службу. Поэтому его послание внутренне противоречиво – вынужденный самоуничижительно «молить» князя о предоставлении ему службы (недаром же одна из редакций его послания носит название «Моление»), он одновременно красочно расписывает собственные достоинства. С одной стороны, Даниил не щадит ни сил, ни красок, похваляясь своим умом и многочисленными дарованиями – он и «разумом обилен», и мысль его «парит, как орел по воздуху», и красноречив так, что с уст его слова капают «слаще меда»; а с другой – он и нищий, и одинокий, и «всеми обижаемый». И все эти стилистические и смысловые ухищрения нужны Даниилу лишь для того, чтобы князь избавил его от нищеты. «Князь мой, господин! Избавь меня от сей нищеты, как серну от сетей, как птенца от западни, как утку от когтей ястреба, как овцу от львиной пасти!» – восклицает он.

Но вот что важно. В своем самоуничижении Даниил не опускается до самоуничтожения, до признания своего полного ничтожества. Нет, жалуясь на жизненные обстоятельства, он с небывалой ранее в древнерусской литературе силой отстаивает право образованного человека на достойное существование. Да, он – нищий, но это – нищий мудрец, а даже нищий мудрец достоин уважительного к себе отношения, ибо обладает несомненным богатством – мудростью. И здесь, чтобы совсем не впасть лишь в слезливое попрошайничество и одновременно стремясь защитить собственное достоинство, Даниил Заточник призывает на помощь