Во-вторых, важным фактором являются стадии жизненного цикла, на которых находятся различные идеологии. Именно религия, и в первую очередь ислам, представляет сейчас ту идеологическую оболочку, в которой выступают наиболее острые конфликты в современном мире. Что касается России, то «… ислам к середине 1990-х гг. оказался последним традиционным символическим ресурсом для этнических сообществ региона после провалившихся идеологических проектов советского социализма, западнического либерализма и местного национализма»[94].

Наконец, в-третьих, конкуренцию социальных идеалов национализма и ислама, судя по всему, выигрывает радикальный ислам. Идеальное исламское государство имеет свой, достаточно четко очерченный, социальный порядок, основанный на идеях справедливости и четком комплексе правил, не установленных людьми, но освященных божественной волей. Тем самым есть основания декларировать, что в рамках подобного государства будут излечены те болезни существующих государственных институтов, которые во многом провоцируют существующие в обществе конфликты. Иллюзорность такого решения, его неосуществленность нигде в мире, в том числе и в исламских странах, не является аргументом для сторонников подобных взглядов, что типично для любой социальной утопии.

Национализм не может предоставить столь убедительного социального идеала, поскольку не формирует символического антипода существующей системе. Под этим флагом борьба ведется за более утилитарные цели – увеличение объема ресурсов и статусов в распоряжении определенного этноса, в отдельных случаях – вплоть до создания национального государства. Причем распределение этих ресурсов и статусов, очевидно, будет идти по тем же правилам, что и в существующем обществе, чему уже есть конкретные доказательства. Вот пример, связанный с созданием одного из национальных районов в Карачаево-Черкесии. Идеологический посыл: «Пока мы у себя дома хозяевами не будем, никогда у нас проблемы не решатся. Никогда. <…> Да, получит это кресло кто-то, не я это кресло получу, уверен. Кто-то другой получит это кресло. Там же будет такой же чиновник сидеть, который будет только кушать. Но мы будем хозяевами у себя дома. <…> Только одно радует – то, что район образовался.

<…> Свежее, может быть, хорошее, здоровое зерно придет. Они могут сделать то, что, допустим, народ чаял от них. Вот народ ждет». А это реальность: «Ребята бегали в свое время, чтобы просто у нас этот район [был], пускай с этим главой – без разницы. Он пришел – ну вообще никаких действий нет. <…> Понабрали племянников, братов, сватов, <…> команды нет. <…> Ребята охладели все. Полное разочарование… И получается так: сейчас администрация есть района, и там работают люди, которые до этого <…> в жизни не смогли себя как-то показать. <…> Люди [в районе] устали, руки опустились, отторжение такое от власти».

Этническое многообразие занимает заметное место в «официальном списке» причин постоянных политических конфликтов и трудностей экономического развития на Северном Кавказе. При обсуждении причин оттока русского населения из Восточного Ставрополья и русских сел и станиц в Дагестане, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Чечни, Моздокского района Северной Осетии – Алании, Прохладненского и Майского районов Кабардино-Балкарии дискурс этнорелигиозного противостояния и в бытовом, и в экспертном сообществе рассматривается как основной. При объяснении напряжения в Кабардино-Балкарии, связанного с межселенными территориями[95] или с ограничением доступа к политическим ресурсам для представителей балкарской этнической элиты, этнический фактор противостояния кабардинцев и балкарцев доминирует. Конфликты, возникающие на дагестанской равнине как вокруг земель отгонного животноводства, так и вокруг земель под застройку в рамках махачкалинской агломерации, маркируются как этнические конфликты между кумыками, ногайцами и русскими с одной стороны и даргинцами и аварцами с другой. Трудноразрешимым выглядит конфликт в Пригородном районе Северной Осетии – Алании, откуда, по информации районной администрации, в 1992 г. было выселено около 60 тыс. ингушей, причем кто-то из них до сих пор живет в лагерях беженцев. Обостряется конфликт в Новолакском районе Дагестана из-за протестов кумыкского населения, земли которых были отчуждены. На перекрестные права собственности на землю накладываются высокие цены на земельные участки из-за близости к Махачкале, и истечение срока на передачу земель чеченцам-аккинцам, вернувшимся после депортации. В Карачаево-Черкесии создание Ногайского, Абазинского и двух черкесских районов изменило характер политической конкуренции карачаевских и черкесских лидеров, но напряжение сохраняется. Все эти сюжеты рассматриваются как межэтнические конфликты.