– Друзья детства дома сидят, встречать не выходят?

Ключник махнул рукой, будто воспоминания были гоблинами, и их можно было обратить в бегство.

– Какое детство в Михине! – заступилась Бретта. – Тут малышам в колыбели молоток дают, удочку или клубок ниток, как повезёт.

– Мои друзья-одногодки… С ними несчастье случилось, – невыразительно произнёс Рен. – Под воду ушли.

И больше ничего говорить не стал, как ни просили.

В дверь Дома мастериц пришлось долго стучать. Зюсска, сперва нацепившая шляпу-невидимку, подарок Ребекки, теперь стащила её с головы, утверждая, что «не идёт». «Да тебя ведь не видно!» – яростно шептала Бретта. «Безглазому ясно, что она к платью не подходит!» Наконец, в пузе исполинской змеи отворилась дверь. Гостям навстречу выглянула статная тётушка в предписанном бело-коричневом, пожертвовавшая молодостью в пользу авторитета.

– Зюсска Заноза! – торжественно произнесла мастерица, внимательно глядя на вязальщицу, пытающуюся скрыться за спиной Треан. – Вернулась в дом, жильцам которого ты на прощанье пожелала прирасти задами к лавкам и вязать исключительно мешки под компост. Приблизительно так, некоторые слова я, к счастью, позабыла. Хочешь что-нибудь добавить? Как насчёт осознания простой правды, что одежда должна согревать в холода и придавать хозяину достойный вид?

– По мне, пусть придаёт, – ощетинилась вязальщица. – А ещё пугает, сражается вместе с хозяином, убивает, защищает, скрывает намерения, вводит в заблуждение, зачаровывает… Ну, приятно было увидеть, что вы здоровы да при делах, – Зюсска отступила на шаг.

Тут уж Штиллер не утерпел. Не своим голосом, охрипнув от волнения, он выкрикнул:

– Тётя Агнисса, неужто не узнаёте? Арвидов сын, Рен. А они – мои друзья!

И помогло. Матушка Дома мастериц, двоюродная тётка Штиллера, поманила гостей (Зюсску тоже) в зал с панно и гобеленами на стенах, изображающими Морскую Змею – чаще всего, в анфас, со строгим и укоризненным взглядом. На некоторых шедеврах монстр имел человеческое лицо, на других сопровождался свитой из белых уклеек. Такие ковры-картины обладали собственным могуществом: лечили, приносили удачу. Страдающему ночными страхами, например, советовали класть подушечку с вышитой Змеёй под кровать. Бесталанные поварихи ставили на кухню яшмовую змейку. Крикливым младенцам клали «зелёный глазок» в колыбель. Словом, иметь дома изображение морской покровительницы было предпочительней, чем саму Змею.

Гости пили тёплый ягодный кисель. Штиллер густое пойло в детстве ненавидел, а теперь просил третью чашку и клялся, что ничего вкуснее не пивал, причём не кривил душой. Ключнику пришлось выслушать новости последних лет о родивших, заболевших, умерших, отправившихся в странствия, привезших самых невообразимых невест, разорившихся или разбогатевших. О себе рассказать не получилось: подруга матери спросила только мимоходом, не ищет ли Рен дверь на Остров. Нет, и даже не думал.

– От тебя гоблинами несёт, от всех вас, – подвела неожиданный итог мастерица и обвела гостей внимательным, строгим взглядом. – Нечего с гоблинами водиться. Они хоть и миленькие, но себе на уме. Коварный народец… – женщина отставила чашку. – Так что за поручение у тебя от мастера Ю?

– Мне бы поговорить с лучшей вязальщицей.

– Говори со мной, я весьма неплоха, – матушка, как ей казалось, скромно, а на самом деле чрезвычайно самодовольно расправила юбку с замысловатым узором.

– Тётушка! – решился Рен после паузы, во время которой выражение лица рукодельницы приобрело опасное выражение, означающее: «Сейчас я кому-то что-то свяжу – до смерти не развяжет». – Мне бы самую лучшую, какая есть.