Эва снова медленно поднялась, проклиная своё решение поискать в чаще дикие затаившиеся яблони или старые развалины, полные непонятных вещей. Давным-давно тут жило много народу. Потом явился Лес и съел город. Теперь здесь были странные, чужие края. Только Подмостье оставалось безопасным для людей. Но у воды уже невозможно было обнаружить ничего вкусного, дорогого и занимательного.

Приходилось отваживаться в чащу, вопреки неодобрению родни.

В лесу её схватили, разрисовали кровью и бросили в колодец незнакомые дикари, последователи забытого старомирского культа. Значит, некто явится, чтобы пожрать жертву. Почему же он не торопится? Или ей предстоит просто сдохнуть от жажды, предварительно свихнувшись от беспомощности?

Вряд ли. Слишком долгая, скучная смерть, чтобы сохраниться в ритуале через века. Возможно, она пропустила нечто важное.

И точно: после долгого ползанья в грязи, осмотра каждого камня, на закате женщина обнаружила, что почва в центре ямы легко поддаётся. Видимо, недавно была накидана и тщательно утрамбована. Так, чтобы жертва не заметила или не сразу обратила внимание. Холодея при мысли о том, что действует по плану безумцев, Эва стала копать.

На глубине полутора локтей она заметила, что из-под пальцев струится бледный, холодный свет. Спустя несколько ужасных часов, совершенно без сил, она полностью освободила то, что спрятали в колодце: деревянный ящик длиной примерно с обеденный стол, но довольно узкий. Сидящий во главе такого стола патриарх неизбежно утыкался бы локтями в тарелки жены и старшего сына. Ожидая увидеть внутри некий проклятый клад, оружие или спящего некроманта, ведьма с мучительным усилием оторвала крышку – и захрипела, больше не в силах кричать. Безумцы положили в ящик кости. Едва заметно светящийся скелет. Зачем?!

– Савин, – прошептал череп, внезапно перевернувшись и упав на скуловую кость, так что пустые глазницы оказались направленными прямо на девушку. Та отодвинулась, нашаривая в темноте камень, чтобы отбиваться, если мёртвый встанет. Ей ещё не доводилось встречать «ходячую плоть», творения Гильдии Гробокопателей. Да и представить себе кости, способные передвигаться без скрепляющих жил и мышц, было трудно. Но вдруг?

– Зачем я здесь? – тихонько спросила она.

– Чтобы испытать страх и получить награду, – донёсся из ящика тот же шелестящий голос.

Ясно теперь, почему её могущество оказалось бессильным. Сама того не желая, Эва питала немёртвого своей жизнью, отчаянно пытаясь сбежать. Колдовать, выходит, нельзя: усилит чудовище, а её ослабит.

– Ладно, – Эва прокашлялась. – Я боюсь. Аж сейчас обмочусь от ужаса, – и это была, увы, совершенная правда. Особенно выматывала мысль о том, что трёхлетний сын Тимуш, возможно, будет расти без мамки. – Где моя награда?

– Исполнение последнего заветнейшего желания, – ответил мертвец и захихикал сухим, неживым смехом. Звук его быстро затих, но ощущался болезненной вибрацией в кишках и в пересохшем горле у пойманной ведьмы.

– Хочу выбраться отсюда, – быстро произнесла она. Ничего не изменилось.

– Что не так? – спросила Эва. Руки у неё задрожали, а из глаз снова покатились злые слёзы.

– Последнее… заветнейшее… желание… – проскрипел покойник.

– Погоди, рассветёт, – пообещала она, всхипывая, – меня искать пойдут, вытащат, мы веток в яму покидаем и подожжём! Сгоришь к шушунам… – и добавила несколько слов, изумляясь, что способна произнести подобное вслух.

– Не рассветёт, – равнодушно возразили кости.

Она перестала обращать внимания на мертвеца. Изо всех угасающих сил принялась карабкаться по отвесным стенам. Вытряхнула кости в грязь, влезла на ящик и убедилась: нет, не дотянуться, не выскочить! Вонючие трухлявые доски развалились, женщина упала на кости, разорвав себе кожу на боку. В ярости Эва вырвала из своего живота фалангу пальца с когтем, острым, как игла. И несколько минут тупо пялилась на вытекающую густую жидкость. Её собственную жизнь. Потом стало темно.