вообще. К этой отвлеченной точке зрения на право не может прийти мир, знающий только своих членов. Право, созданное общиной и ею охраняемое, – расширяется на всякого свободного мужа, хотя бы он и не принадлежал к общине. Те же нормы и тот же суд для слуги князя, как и для члена общины. Мы увидим позже, что князь уставит для своего старшего слуги 80 гривен виры, после того как совершится убийство этого слуги. В этом событии много характеризующего время. За нарушением права определяется мера наказания. Закон и суд не различены, как мы их различаем. Если убит член общины, – его мстят или берут окуп его ближайшие. Мера права и способ защиты определяется тем, что он член общины. Ровно те же явления при защите княжего слуги. Князь ценит убийство после того, как оно совершено, и сделанная им оценка своего слуги, так же как прежде оценка, которую установляла община для своего члена, становится нормой. Взгляд на право не князья создают, а находят его существующим. Как творился суд до Ярослава, так он творится и при нем, но князь расширяет право на всех свободных, в каком бы они отношении ни стояли к общине. В этом заключается то, что хочет выразить летописец, говоря, что Русская Правда дана была князем Ярославом, что она есть его устав. Но летописец говорит кроме того, что Правда была дана Ярославом Новгороду. Насколько же это справедливо? Вопрос тем более затруднен, чем в менее чистом виде мы имеем подлежащий разбору акт. Все списки короткой редакции находятся в древнейшей Новгородской (По Татищ. – один в Ростовской) летописи, но во всех есть дополнительные положения детей Ярослава, из которых видно, что Ярославова Правда, или, по крайней мере, многие положения Ярославовой Правды вовсе не ограничивались одним Новгородом. Акт, в котором бы не было никакой последующей примеси, был бы для нас гораздо удобнее. Но, вникая в отношение обеих частей краткой редакции, мы заключаем, что необходимость сделать на юге так близко ко времени Ярослава перемены против Ярославовой Правды, – служит указанием, что она возникла именно не на юге. Перемены в юридической жизни совершаются вовсе не скоро и особенно в такое время. В этом мы видим первое указание на север, как на место происхождения семнадцати статей. Другое указание заключается в упоминании в первой статье словенина, в противоположность русину (на это обращал внимание еще М. П. Погодин). Наконец, хотя мы не имеем основания для этого раннего времени установлять большой разницы между новгородским бытом и бытом южных городов (некоторые черты новгородского самоуправления, например выборный посадник, являются значительно позже), но, конечно, с самого начала новгородская община была сильнее и крепче других. Автономия общины могла здесь ранее выработать твердые юридические нормы, которые в Правде Ярослава получили силу для всех свободных мужей. Если начала права, здесь выраженные, были общи всей Древней Руси, если везде господствовало самозащищение и система окупов, – то не везде закон отцов и дедов достиг той определенности и точности, как в Новгороде. Позже мы увидим, что формы гражданского оборота повсюду развиваются весьма равномерно, но нигде они не получают такой оконченности, нигде пошлина не формулируется так определенно, как в Пскове. Ввиду этих соображений мы не находим никакого затруднения, чтобы признать справедливость показания летописца в той мере, в какой из него можно заключить, что Правда Русская сперва явилась в Новгороде. Если позже она стала общим законом, – то отсюда нельзя еще заключить, чтоб она была таковым с самого начала. При крайней слабости формулирования права в младенческую эпоху народной жизни, местные сборники приобретают легко всеобщее признание и осваиваются далеко за пределами их первоначального происхождения, особенно если они служат верным выражением господствующей пошлины.