Что же мы находим в каждой из указанных нами выше составных частей краткой редакции? Сперва в первой части, т. е. в Правде Ярослава? Припоминая содержание договоров князей с греками, мы должны заключить, что здесь выражены все те начала, которыми отличается русское право от греческого: та же месть, та же точка зрения обиды, такие же оценочные цифры.
Смягчений раз условленной цены, как было в договоре, при несостоятельности должника, здесь не встречается. Словом, здесь только один закон русский. Мы старались установить понятие закона в древнем быте по тем явлениям, которые нам встречались до сих пор. Особенность древнего быта, поражавшая христианского наблюдателя, заключается в том, что люди сами творят себе закон. Лицо со своим чувством обиды, со своим сознанием права везде на первом плане. Ближайшее определение меры своего права и средств защиты человек находит в окружающих его, в тесном кругу своей общины. Ярославова Правда говорит о мести за убийство близких людей, о насилиях над лицом, о присвоении имущества. Тотчас за нарушением права должно следовать восстановление, и восстановляет его сам потерпевший. Где менее ясно правонарушение, – потерпевший идет на извод перед 12 человеками. Сходство этого закона, «господствовавшего в древней России, с законом других народов в их младенческом состоянии – поразительное.
Вопрос о праве не смущает никогда первобытного человека. Нарушения слишком грубы и слишком очевидны. Право всегда ясно. Нужно найти только меру, которою бы определялась степень обиды. Нужно, чтоб эта мера была установлена твердо и постоянно. Итак, с одной стороны, требуются внешние признаки, которые не оставляли бы сомнений в том, что произошло, с другой – твердые цифры штрафов. Русская Правда определяет и то и другое. История каждого отдельного положения, которое дает нам древнейшая редакция Русской Правды, возможность влияния скандинавских законов – здесь не рассматривается. Для нас достаточно того, что месть, штрафы составляют главную черту русского права в эту эпоху, и отсюда мы заключаем, как должен был слагаться этот «закон». Что месть точно представляла способ защиты права, что частные штрафы точно были в употреблении, что за несостоятельностью уплатить следовало рабство – все это мы знаем не из одной Русской Правды. Цифры гривен, вне всякого сомнения, установились силой практики, а не чужим влиянием.
Мы указали, таким образом, на один из элементов, которым определяется древнее право. Это, в смысле древнего языка, «закон». Сфера, в которой развивается закон, ясно видна в древнейшей Правде. Статья 12-я говорит– а познает в своем миру, статья 14-я – идти ему на извод перед 12 человека. Закон и суд мало обособляются, как видим после. Где суд, там и закон, там и источники права.
На этот элемент древней юридической жизни, на этот источник права давно обращено было внимание. Барон Розенкампф говорил: «сии постановления основаны на древнейших народных обычаях, при разных князьях и без письмен долго хранимых преданием и употреблением» (Обозр. Корм. изд. I, стр. 223). Но какие постановления? О мести, о количестве штрафа? С этим нельзя не согласиться. Русская Правда в ее древнейшем составе обращена в доисторическую глубину народной жизни. В ней мы находим истинные законы отцов и дедов. Но одно ли это составляет ее содержание? Обратимся к исследованиям М. П. Погодина, который имел верный прием строго держаться изучаемых текстов. Первая статья Правды говорит о русине, гридине, коупчине, ябеднике, изгое, словенине. Не для все этих лиц – их мир создавал закон и суд. Какой же мир у изгоя, у гридина, у русина? Откуда их права и какой их суд? Отчасти уже в тех сведениях, которые мы имели в виду до сих пор, но главным образом в последующих добавках Правды, – ясно, что были люди, для которых князь заменял необходимый в развитии права и свободы орган, т. е. общину. Князь жалует церковь, князь же жалует своих слуг. Древнейшая Правда, вне всякого сомнения, заключает в себе, кроме закона отцов и дедов, еще элемент, на который отчасти указывает оставленное нами на первый раз без внимания показание новгородского летописца, под 1016 годом. Правда Русская оттеняется в старой письменности характером устава, носящего в своей основе волю известного лица, великого князя Ярослава. Где ж можно наблюсти в самом акте этот след личной воли? Думаем, что не столько в положении о мести, ибо трудно доказать, что до Ярослава месть шире прилагалась, чем это видно в 1-й статье; думаем тоже, что и не в цифрах штрафов, ибо всего вероятнее, что цифры штрафов определились практикой. Тогда в чем же? Мы думаем скорее всего, что в этом перечислении людей, которые могут себя мстить, в той в высшей степени важной черте именно Ярославовой Правды, что она говорит не об огнищанине, княжом тиуне, конюхе и прочее, а о