должно быть отнесено ко временам еще до прибытия князей. При князьях это народное войско вовсе не потеряло своего значения. На севере мы знаем не один случай, когда сталкивались земские люди с пришлыми воинами. На юге любимые народом князья знают не одну дружину, делают свои походы не с одними наемниками. Олег берет в Греции уклады на Русские города. Владимир думает о строе земленом, о ратех, и виры назначаются для улучшения средств защиты. Древняя Русская Правда не знает других людей, кроме мужей, т. е. воинов. Копья, мечи, кони представляют весь круг вещей, о которых говорит Ярославова Правда. Один из старых наших ученых находил возможным сближать понятие верви со значением сотни (Розенкампф. Обозрение Кормч., 2-е изд., стр. 249). Он говорит: «В Швеции, как и в России, и во всех северных краях, селения и волости в древнейшие времена разделялись на округи и разряды большие и малые. Сии последние назывались сотенными или вервями (warf, hundari centenae, centum pagi) и находились под ведомством сотских и рядовичей. В больших разрядах (равно и в городах) были тысяцкие. Звание их сохранилось в простой поговорке – не в нашу тысячу рубят». Таким образом, князь не является только предводителем дружины, чужим человеком среди покоренного народа. В нем мы должны видеть первый постоянный орган единства наших древних волостей, в первый раз установившуюся постоянную власть над родственными племенами. Призванные князья заменили собой не родовых владык, ибо их нельзя заменить ничем, а ту непрочную и непостоянную форму соглашений, которая предшествовала соглашению призвать князя. Призвание князя было первым шагом к выделению государственного права из той безразличной массы прав, которой обладателем до этого чувствовал себя всякий свободный.

Первый подлинный памятник древнейшего юридического быта составляют договоры двух русских князей с Грецией. Оба относятся к X в., и оба состоялись вследствие желания сторон установить основы для постоянных взаимных сношений. Договоры такого рода встречаются не раз в Древней Руси. Мы знаем договоры Новгорода с немцами, смоленского князя с Ригой. Цель этих позднейших трактатов та же. Достоверность договоров с греками не может быть оспорена после подробного анализа всей их внешней формы, который сделан г. Лавровским (О визант. элементе в языке договоров русских с греками. Эта книга, и особенно IV гл., имеет большую цену для юриста. К сожалению, в ней нет указателя). По мнению г. Лавровского, вся внешняя форма этих актов заимствована у греков; но это не отнимает у нас права делать заключение о юридическом быте договаривающихся руссов. Многие из характеристических свойств этого быта мы заметим не в одних договорах, но и в Русской Правде. Свидетельство договоров имеет для нас еще и ту цену, что в них мы увидим, как трудно находит себе доступ чужое влияние на юридический быт народа, особенно в ту пору, когда народ стоит на низших ступенях развития. Казалось бы, торговым людям, приходившим в Византию, всего удобнее было воспользоваться теми благами цивилизации, которые представляла эта страна. Там можно было найти твердую охрану и личности и имуществу. Стоило распространить эти блага посредством договора на пришлых людей; но на деле было иначе. Руссы стоят особо от греков, не хотят знать их законов и их суда, с собой приносят свое право и уговариваются, чтоб им дозволено было по своему управляться на чужой земле. Только второй договор, при заключении которого положение руссов было гораздо менее благоприятно, – ставит условием, чтоб муж царства нашего (т. е. византийское должностное лицо) хранил и оправлял руссов наравне в греками, если та или другая сторона «сотворит криво» (Тобин, Sammlung kritisch, bearbeit. Quellen, т. I, стр. 25). Такая охрана и такое оправливание никак не могли казаться приобретением для руссов; напротив, это была уступка. Правда, что такая уступка во времена Игоря, когда христианство начинало делать успехи на севере, и вероятно, прежде всего в торговом классе, – не была уже в той степени тяжела, как прежде. Прежнее противоположение христианина русину, и наоборот, в это время не было так резко, ибо русин мог быть христианином. Но, несмотря на это, договор Игоря повторяет положения о способах самому себя защищать, какие были при Олеге.