Несмотря на свой возраст, Жито оказался не таким уж старым, крепкая фигура невысокого роста, сильные руки ясные глаза без очков смотрели на гостей открыто и без прищура. Николай Фёдорович предложил гостям чаю, а когда те отказались, провел в гостиную, усадил на диван и строго спросил.

– Чем могу вам помочь, молодые люди.

– Мне нужно найти человека, вернее узнать, как сложилась его жизнь после расформирования спецпоселения ГУЛАГ.

– Вы знаете сколько было спецпоселений только в Сибири? – Жито покачал головой, – может у вас есть более подробные сведения?

– Николай Фёдорович, мне нужна подробная информация об Андрее Ильиче Апраксине, который жил в начале пятидесятых в Кругарском спецпоселении. Так же было бы полезно узнать, кто ещё в это же время находился вместе с ним на поселении. – Дмитрий протянул Жито распечатку из материалов, подготовленных сотрудниками генерала Шатова. Николай Фёдорович бегло просмотрел распечатку, поднялся и предложил.

– Процесс поиска нужной информации может затянуться, – строгий взгляд историка скользнула по лицам гостей. – Я думаю, что вам нужна не столько информация о спецпоселении, сколько о жизни фигурантов дела после освобождения, восстановлении в правах, а также об их родственниках?

– Как долго вы будете собирать информацию? – Поинтересовался Дмитрий. – В современной России всех приучили, что любая работа должна быть оплачена.

– Об оплате пока не думайте, а по времени исследования могут затянуться на неделю или дольше. Вы можете пожить это время у меня либо где вам заблагорассудится.

– Не переживайте, нам есть где жить. – Сварливо заявила Рита, тем более, что есть ещё другие дела.

Дмитрий и Рита попрощались с учёным и покинули его жилище.

***

У лимузина, несущегося по проснувшейся Москве к аэропорту, была хорошая звукоизоляция, не позволяющая уличному шуму проникнуть в салон, поэтому новому пятому эрарху ничто не мешало обдумывать план действий его группы в Новосибирске, согласованный накануне с магистром.

После череды привычных действий, присущих любому вылетающему пассажиру, пятый эрарх поднялся на борт воздушного судна и занял место, в соответствии с посадочным талоном, и прикрыл глаза. Память и возникшие зрительные образы снова вернули его в прошлое.

– Сколько же прошло лет – сто, а может быть сто пятьдесят? – Савелий Фомич, ныне именуемый в ордене пятым эрархом, погрузился в воспоминания.

Савелий Фомич Неведомский, во второй половине девятнадцатого века, служил земским врачом в Калужской губернии и обладал обширной практикой, а лето он с дочкой и женой любил проводить в небольшом собственном доме с мезонином. Комнату – светелку в надстройке дома обычно занимала дочка Неведомского, а на первом этаже, помимо веранды, гостиной и спальни, располагался кабинет хозяина дома для приема посетителей.

Пятый эрарх приоткрыл один глаз, затем другой, двигатели самолёта равномерно гудели, посмотрел на ближайших пассажиров, одни мирно дремали или что-то читали, а другие что-то беззвучно обсуждали. Неведомский так и не понял, чем было вызвано его пробуждение, поэтому снова сомкнул веки и нырнул в воспоминания.

***

Вечерами Савелий Фомич Неведомский любил посидеть в плетеном кресле на лужайке возле своего дома, но в тот день размеренный отдых семьи земского врача был нарушен очередной беготней и криками жандармов. Накануне жандармы третьего отделения императорской канцелярии совместно с конными и пешими полицейскими патрулями прочесывали улицы в поисках активистов калужского кружка землевольцев.

Неожиданно, где-то рядом на соседней улице, прогремел выстрел, заставивший Неведомского вскочить со своего кресла, а далее один за другим еще затрещали громкие выстрелы. Савелий Фомич подошёл к изгороди и прислушался, выстрелы прекратились и стали слышны крики людей, позвякивание лошадиной сбруи и удаляющийся топот копыт. Неведомский отвернулся от изгороди и побрел назад к креслу, но услышал, что кто-то упал возле кустов с глухим утробным выдохом.