Ее сердце вовек загорелось бы жарким, исполненным жизненной энергии огнем, если б те искры, что он расточал всему залу, были направлены к ней.

Алина не представляла, как он вкладывал столько страсти в каждое слово, в каждый звук своего голоса, если его песни воплощались для всех и ни для кого конкретно. Весь концерт она пыталась понять, не смотрел ли Алекс в какую-то часть зала больше, чем в остальные, но ничего подобного не заметила.

Возможно, его муза всегда была перед его взором, сопровождая на каждой ноте?

– Not like a lady. Talk to me, baby!24

Скромность не существует рядом с ним. Правила приличия теряют свой смысл. Рядом с Алексом люди мыслят и чувствуют, следуя его волне.

Картина, так часто вторгавшаяся в сознание, снова захватила ее. Он возвышается над ней, темные глаза приказывают не останавливаться, мощная рука лежит на ее плече, сжимая его в моменты, когда ощущения накатывают слишком резко.

Почему даже тогда, когда плоть, казалось бы, опережает разум, эта связь кажется столь нематериальной?

Будто бы важно совсем не то, что можно увидеть или вообразить.

– Take me to the fire!25

Его голос, во всей своей звучности, красоте и мощи, разнесся по залу. Казалось бы, это катарсис…

Искусственный огонь. Он вспыхивает огромным столпом буквально в метре от него, и Алекс… Он ступает в него. Безвредные, но зрелищные языки пламени окутывают его высокую фигуру.

«Когда он говорит об огне, он будто и правда горит…»

Алина смотрела записи других концертов Алекса. После Москвы он никогда не использовал искусственный огонь. А здесь, в Вене – в дань ли гениям музыки, прославившим этот город? – он повторил свое восхождение в стихию.

Стихию, которую наконец смог обуздать. Благодаря ей, ее стремлению, ее смелости.

Правда, она этого не знала.

Он стоял в огне*, и огонь очищал его душу от страха.

Она смотрела на него, окруженного пламенем, и находила в сей картине воплощение того, как их пути пересеклись на поприще искусства.

Она смотрела в его глаза и понимала, что во многом ее смысл жизни – в этом моменте бытия.

– Give in to the feeling…26

Последняя строка, произнесенная им в огне. Сделав шаг вперед, Алекс вышел из света огня в свет софитов, свет славы, и глаза его стали обводить огромный зал, спускаясь к первым рядам.

Внезапно их взгляды встретились. В черных омутах смятение сменилось удивлением, а оно – искренней радостью и неотделимой от нее страстью.

Все искры в его глазах были преподнесены ей. Здесь, сейчас. Всегда.

Принципы или чувства?

Эта пресловутая дилемма крутится в моей голове уже почти год. С сентября. Когда наши группы в универе переформировали и я стала видеть Гришу не мельком, пару раз в месяц, а практически каждый день.

На лекциях он гость нечастый – слишком уж занятой, молодой бизнесмен, – а в те редкие случаи, когда удостаивает поток своим присутствием, обычно садится на галерке. Не в пример мне, занимающей место ближе к лектору, в надежде, что меня запомнят и поставят галочки там, где надо. Впрочем, даже при таком раскладе я нередко оборачиваюсь, чтобы украдкой – хотя кого я обманываю, никогда не получалось у меня отвести взгляд сразу, – полюбоваться на своего не в меру харизматичного одногруппника.

А вот на семинарах проникнуться лучами его неимоверно яркой личности намного проще. Любой доклад, групповая работа, презентация, дискуссия на тему, в которой он хоть что-то понимает, – и Гриша, как говорится, занимает эфир.

Этот глубокий голос с неизменной хрипотцой, нотки которого будто проникают под кожу, взбудораживая сознание… Каким-то образом я даже умудряюсь вникать в суть его речей, которые, вне зависимости от темы, западают мне в душу, все больше распаляя мое восхищение.