Выпрямившись, Аликс вгляделась в лицо капитана. Да, этот мужчина походил на человека, которого она видела несколько лет назад на лекции и днем на пристани, но портрет всколыхнул в ней и более давние воспоминания. Неясные, ускользающие.

– Я нашла спальню твоей матери, – крикнула Иззи из холла.

Аликс повернулась, чтобы выйти из комнаты, но остановилась и снова бросила взгляд на портрет.

– Ты был прекрасным человеком, Калеб Кингсли, – произнесла она, но вдруг, поддавшись внезапному порыву, поцеловала кончики пальцев и приложила к его губам.

На мгновение ей показалось, будто чье-то дыхание щекочет ей щеку, потом она почувствовала мимолетное касание губ. Легкое, едва уловимое.

– Иди же скорее, – позвала Иззи, показавшаяся в дверях. – У тебя впереди целый год, чтобы вздыхать по этому мужчине, а заодно и по тому, кто в домике для гостей. Пойдем, посмотришь на комнату твоей мамы.

Аликс хотела было сказать, что капитан с портрета поцеловал ее, но промолчала. Отняв руку от щеки, она направилась к двери.

– Как могло случиться, что у моей мамы есть здесь своя спальня? И почему ты так уверена, что комната ее? – спросила она, следуя за Иззи по коридору.

Но, едва увидев комнату, Аликс тотчас поняла, что декорировала ее Виктория. Здесь царила зеленая гамма от темно-изумрудного, цвета лесной чащи, до бледно-фисташкового. Считая зеленые глаза одним из главных своих достоинств, Виктория всегда одевалась так, чтобы подчеркнуть их красоту, и почти столь же тщательно подбирала цветовые оттенки для интерьера.

На кровати лежало темно-зеленое шелковое покрывало с вытканными крошечными пчелами. В изголовье высилась гора подушек, помеченных переплетенными буквами «В» и «М» – монограммой Виктории.

– Думаешь, это ее? – насмешливо спросила Иззи.

– Возможно, – пожала плечами Аликс. – А может, мисс Кингсли была большой поклонницей маминых книг.

– Можно мне… Только сегодня ночью?

Аликс подтрунивала над подругой, восторженной почитательницей Виктории Мэдсен, но Иззи неизменно получала один из первых экземпляров каждой новой книги, доставленной из типографии.

– Конечно. Располагайся, только смотри, как бы у тебя тоже не вошло в привычку спать голой. – Аликс вышла, желая осмотреть другие комнаты.

– Что? – недоуменно спросила Иззи, следуя за ней. – Твоя мама спит голой?

– Мне не следовало об этом болтать, – пробормотала Аликс, заглядывая в четвертую спальню. Комната выглядела довольно мило, но, похоже, последние пятьдесят лет в ней ничего не меняли. – Учти, я тебе ничего не говорила. – Иззи перекрестилась, потом сделала жест, словно застегнула рот на молнию, повернула ключ в замке и выбросила. – Это один из грешков моей матери. Жутко дорогие простыни и ее обнаженная кожа. Союз истинной любви.

– Ух ты, – воскликнула Иззи. – Твоя мама…

– Да, я знаю. – Открыв узкую дверь в задней части дома, Аликс оказалась в крыле, где когда-то, очевидно, обитала прислуга. Здесь располагались гостиная, две спальни и ванная.

Перед глазами Аликс промелькнули картины прошлого, яркие, как кинофильм. В этих комнатах когда-то жила она с мамой. Заглянув в дверь справа, Аликс увидела уютную спаленку, отделанную в розовых и зеленых тонах, и вдруг вспомнила, как ребенком сама выбирала ткань для покрывала и занавесок. На полу лежал плетеный коврик с русалкой, плавающей среди кораллов. Аликс всегда нравились русалки. Может, дело в этом коврике?

На белом столике стояла чаша с раковинами. Аликс собирала их на берегу. И рука, за которую она держалась, гуляя по песчаному пляжу, была старой и морщинистой. Совсем не маминой.

Услышав шаги подруги в гостиной, Аликс вышла из комнатки и затворила дверь.