– А почему вы на меня так странно и долго смотрели, Ростислав Анатолиевич?

– Когда? – спросил Рус, собирая свой портфель.

– Сегодня на лекции перед самым ее концом.

– Может, перед ее окончанием? – поправил он.

– Да, так будет правильнее, – согласилась она, – перед ее… окончанием, – сказала она, сделав паузу перед последним словом, посмотрев на Руса как-то по-игривому с улыбкой.

– Не помню, – ответил он, собирая свой портфель.

– Ааа, – удивленно ответила она.

Рус посмотрел на нее и заметил, что ее глаза заблестели в расстройстве. Но ему было наплевать, почему они блестят и по какой причине.

– Всего вам доброго, – сказал он.

– До свидания, – недовольно и немного зло, как показалось Русу, ответила Инна, выйдя из класса. Рус собрал свой портфель, закрыл аудиторию на ключ и пошел в деканат, чтобы отдать ключ секретарю и отметиться.

– Добрый вечер, – сказал Рус, войдя внутрь, – вот, Эльвира, ключ от аудитории, – сказал он, положив его ей на стол.

– А, оставляйте, – сказала она, не поворачиваясь к нему лицом.

– До свидания, – сказал Рус.

Эльвира так и не обернулась к нему, он пожал плечами, повернулся и вышел из деканата.

– Ростислав Анатольевич! – услышал он, уже когда подошел к лестнице. Он быстро вернулся в деканат.

– Да, Эльвира, вы меня звали?

– Ростислав Анатольевич, вот вам… – сказала она, протянув Русу запечатанный конверт.

– Что здесь?

– Тут ваша зарплата.

– Зарплата? – удивился Рус. – А что, разве уже прошел месяц?

– А мы платим за отработанные часы. Вы вот тут распишитесь, – сказала Эльвира, передав Русу листок расчетной ведомости.

– Хорошо, – ответил Рус, ставя свою подпись.

– Ну все, отлично.

– Да, спасибо. Можно идти?

– Да, всего доброго.

Рус снова вышел из деканата, но уже с поднявшимся настроением. Как он заметил, у него оно всегда поднималось после, либо в момент получения денег, и не важно для каких целей они у него оказывались: для подарков нужным людям братвы, или для своих планов, главное, что они Русу грели не только руки, но и душу. У него появилась даже какая-то зависимость от наличия и количества денег. Если их было много, то Рус испытывал небывалый подъем настроения, радости, счастья, а если он расставался с ними, то наступала апатия, горе, пустота, после чего приходили смятение и ужас, ужас о завтрашнем дне. Единственное, что он мог сделать, чтобы смягчить стресс от расставания с деньгами, так это убедить себя в том, что трату, которую он делает, он делает себе на радость, покупая что-то. Но, по большому счету, этот антибиотик не возымел над печальным Русом своего действия, поскольку Рус уже был болен этой денежной болезнью, от которой у него, увы, еще пока не было иммунитета. «Да и нужен ли он?» – спрашивал себя Рус иногда, когда его карманы пополнялись «звонкой монетой».

Однажды у Руса спросил его знакомый Боря Ермаков:

– Рус, а кто ты по национальности?

А Русу послышалось, что тот спросил: «Кто ты по специальности?» – и он ответил:

– Юрист.

Все тогда, кто был рядом, громко смеялись, особенно над удивленным, не понимающим причину такого бурного смеха Русом. Потом ему, конечно же, объяснили, в чем был смех, тогда и Рус сам посмеялся такой случайной оригинальности своего ответа. После этого случая Рус часто думал, что он, наверное, и вправду юрист по национальности. В данном случае – с деньгами – этот аргумент оказывал значимую поддержку финансовым постулатам Руса, оправдывая его неуемную к ним страсть. Он заболевал этой болезнью все больше и больше, не думая о лекарствах против нее и о последствиях, возможной ломке, если деньги вдруг закончатся.