Эви тоже читала газеты, но она не слишком верила красивым словам.

– Войны не будет, мы же не такие идиоты, и в любом случае, даже если война начнется, она будет между католиками и протестантами в Ирландии, а если Германия захочет поссориться с нами, это будут сражения между армиями, а не между простыми людьми. И революции не будет. Не так уже много рабочих обозлены. Моя забота – это ты, папа и Тимми, ваша безопасность в Оулд Мод.

Она схватила его за руку.

– Продолжай свою работу в профсоюзе, но помни самое важное: твоя работа должна быть безопасной.

Джек пожал плечами.

– Это уж как повезет.

Она больше не пыталась найти зимородка и всматривалась в глубину ручья. Вода журчала среди камешков запруды. Она проворчала:

– Это уж как ты будешь прислушиваться к шороху крыши, когда она начнет падать, чтобы вовремя убраться оттуда. Как ты будешь стараться не рисковать. И да, как повезет. Старайся – и тебе повезет.

Они съели все, что у них было с собой.

Эви и Джек прибыли в Истерли Холл вовремя. Сам особняк был построен во времена Георга III, монарха изрядно оплеванного, по словам мисс Мэнтон, которая сказала, что он не был совсем уже чокнутый, а просто у него было небольшое отклонение. Истерли Холл спроектировал молодой итальянский архитектор, позже он сбежал во Флоренцию вместе с хозяйкой дома, из-за чего владелец продал его своему кузену, а сам отбыл в Лондон. Род прекратился, и пять лет назад дом купили Брамптоны.

Каким бы страшным грешником ни был молодой архитектор, чувство стиля у него было безупречным. Эви отметила это еще в первый раз, когда была здесь, и теперь она снова подумала об этом, когда Джек подъехал к особняку по дороге, по которой к дому подъезжали повозки торговцев. Дорога была скрыта от парадной, посыпанной гравием аллеи, тисовой изгородью, предположительно чтобы не оскорблять взор леди Брамптон, точно так же, как хозяйку Истерли Холла мог бы оскорбить вид Эви сзади, если бы девушка не вышла из комнаты, пятясь. Сквозь разрывы в зеленой изгороди можно было видеть, что гравиевая аллея проходит мимо просторной лужайки, в центре которой рос кедр.

– Этот кедр посадили по указанию итальянского архитектора, так что никто бы не удивился, если рогатый супруг приказал бы изрубить его на поленья и сжечь в печке. Я лично так бы и сделала, – прошептала Эви на ухо Джеку. Он тихонько рассмеялся.

Дорога привела к конюшням, где суетилось множество народу. Никто не обратил на них внимания, и они добрались через мощеный двор до черного входа в дом. Там их ожидал Саймон. Он снял с телеги жестяной сундук Эви, причем сделал это так быстро, что Джек смог, надвинув кепку на самые глаза, развернуть Старого Сола и отъехать, прежде чем кто-нибудь мог заметить и признать в нем подстрекателя Форбса. Джек наклонился и шепнул Эви:

– Если услышишь что-нибудь полезное для нашего дела, скажи Саймону.

Потом выпрямился и произнес громким голосом:

– До свидания, Эви Энстон.

Саймон указал кивком головы в сторону ступенек, ведущих вниз к двери. В прошлый раз она решила, что это спуск в погреб.

– Ты знаешь дорогу, красавица. Я вижу, вы все уладили с Джеком.

Эви только кивнула, не в силах совладать с нервами. Теперь, когда она наконец очутилась на месте, мужество оставило ее, и ноги, казалось, отказывались ей повиноваться.

Справа за сводчатым проходом у конюшен, как всегда, сновали взад-вперед слуги. Один нес громадный мешок сена на спине, другой перекинул через плечо уздечку, и, когда делал шаг, она звякала громче, чем гвозди его сапог по каменным плитам. Гаражи за ее спиной граничили с кухней, и в их тени скрылась телега Джека, когда он проезжал в конюшенный двор.