– Не повышайте на меня голос, – Рита поморщилась и отвернулась в сторону. – Я только хочу сказать, что если не принять мер, журналисты обязательно напишут и снимут какую-нибудь гадость, и от вашей великолепной клиники останется только…

– Рита, – перебил ее главврач, – Михайлова была твоей пациенткой… Я поручил тебе только ее, чтобы ты могла потренировать свои навыки, получить хорошую практику. Я вообще зачем-то все это время жалею тебя и оберегаю, какого только хрена. Почему, черт побери, так получилось в тоге?

– Потому что ваша неумная медсестра…

Василий Петрович хлопнул ладонью по крышке массивного стола из темного дерева так, что Рита подпрыгнула от неожиданности.

– Почему она покончила с собой, я тебя спрашиваю?! Не как покончила, а зачем она это сделала?

– Частые галлюцинации, очевидно, что препараты не действовали, регулярная бессонница…

– Рита помолчи, Христа ради! Я не к тому веду! Бехтерев в свое время отрекомендовал тебя как выдающуюся ученицу. Он, конечно, был прав – ты прекрасный теоретик. Но, к моему глубочайшему сожалению, ты ни хрена не понимаешь в людях…

Рита невозмутимо смотрела ему в глаза. В эту минуту она сама не знала, что задело ее больше: необоснованная оценка ее профессиональных качеств или то, что Василий Петрович позволил себе выругаться в ее присутствии.

– Ты можешь идти, – сказал после продолжительного молчания главварч и отвернулся к окну.

Рита твердой походкой вышла из кабинета, осторожно и плотно закрыла за собой дверь. Не раздумывая она направилась к себе в маленький кабинетик, чтобы собрать вещи и написать заявление об увольнении по собственному желанию. Где-то глубоко внутри она ощущала растущее злорадство. Рита с удовольствием представляла себе выражение лица главврача Самойлова, когда он будет держать в руках ее заявление. Она написала на листе все, что считала нужным сообщить своему уже бывшему начальнику, собрала в сумку бумаги пару ручек, блокноты с записями, рамочку с фотографией матери и направилась к выходу из кабинета, который принадлежал ей так мало времени. На выходе ее встретила медсестра Лена.

– Маргарита Александровна, ну как вы? А это что такое? – спросила девушка, указывая взглядом на раскрытую сумку.

– Я ни черта не понимаю в людях, поэтому мне не место среди таких блестящих врачей, – с победной улыбкой ответила Рита и всунула в руку девушке заявление. – Будь добра, передай мой прощальный привет Самойлову.

Рита вышла на автомобильную парковку, где среди машин персонала и посетителей ее ждал синий Форд Фиеста. Небрежно бросив сумку на заднее сиденье, она прыгнула за руль и завела автомобиль. Под тихое урчание двигателя Рита рассматривала здание больницы и вспоминала свою недолгую медицинскую деятельность. Будучи ординатором, ей не довелось поучаствовать в наблюдении каких-либо интересных случаев. Один психоз, два острых невроза и небуйная шизофрения. Что тут скажешь, наверное, просто не повезло. Жаль Лиза умерла. Можно было бы использовать результаты работы с ней в каком-нибудь научном труде, такие вещи, как ученая степень очень украшают практикующего врача… Рита подумала, что будет лучше забыть эпизод, связанный с ее неудавшейся карьерой и выбрать новое профессиональное направление. В конце концов, с такими мозгами, как у нее, добиться многого можно не только в ГКБ №2.

Последнее, что запомнила городская клиническая больница о враче-психотерапевте Маргарите Стронгиной – это громкий визг шин ее автомобиля.

– Георгий Фирсовович, я тоже была искренне рада вас слышать, – говорила Рита с широкой улыбкой в мобильный телефон. – Значит, мы договорились: я подъеду к вам завтра, в обед. Вместе перекусим, как в старые добрые времена…