У русского мужика, Егора Михайлова, было великое настроение трудиться на родной земле не покладая рук для того, чтобы его семья жила достойно, в достатке и не плелась в хвосте общества, которое шагало уже в светлом настоящем, но и к более светлому будущему. И государство во главе с товарищем Сталиным делает всё возможное, чтобы ликвидировать все препятствия на пути к его счастью. Егор, как и весь советский народ, в стороне от политики не стоял. Своё восхищение государством и коммунистической партией он демонстрировал в рядах демонстрантов, дружно с лозунгами вышагивая перед трибунами с руководством соответствующего уровня в знаменательные праздники. И это было естественно, как его дыхание, и ликвидация предателей Родины им тоже воспринималось естественно, без вникания в законность происходящего. «Правда, – мужик почесал затылок, – если я скажу что-то не то, меня по доносу могут и расстрелять. Взять, например, соседа. Принципиальным, честным коммунистом он был, никому спуска не давал, а какая-то „козявка“ взяла и написала на него донос о его якобы враждебной деятельности. И всё, нет человека». Егор вспомнил случай с мельником, который произошел ещё в начале тридцатых годов. Кому он мешал со своей мельницей, работающей как часы? Благодаря этой мельнице и вся округа была с качественной мукой. Но мельника посчитали врагом советской власти и эксплуататором крестьян и сослали вместе с несовершеннолетним сыном в глухую тайгу, где оба сгинули. Мальчик, очевидно, так и не понял, за что разрушили его счастливую жизнь, в которой он собирался творить только добро. Коренастый мужик, мощной рукой рассеивая зерно, задал себе единственный вопрос «Почему?» Правда, потом вереницей появились и другие «почему?» Почему настоящих хозяев земли сослали? Почему запретили верить в Бога, в то же время обожествляя коммунистическую партию и товарища Сталина? Егор после этого вопроса вздрогнул и, с опаской посмотрев по сторонам, подумал: а вдруг в кустах кто-то сидит и улавливает его нехорошие мысли, за которые можно получить без суда и следствия пулю в грудь. Нет, надо срочно активизировать мысли, как ему и его семье хорошо живётся в необъятной прекрасной стране. Ведь главное, что они не голодают, и уже двадцать лет нет войны. И это благодаря мудрой политике товарища Сталина, который безжалостно уничтожает врагов государства.

Михайлов, завершив работу, посмотрел на край солнечного диска, который на глазах стал быстро увеличиваться, и по меже пошёл домой. В это же время по этой меже шёл ему навстречу сосед, Смирнов Сашка, широколицый, приземистый мужчина сорока двух лет. Поравнявшись с ним, Егор сказал:

– Долго ты, сосед, однако, нежишься под боком у жены, с такими темпами ты до осени будешь картошку садить.

– Гори оно всё ясным пламенем, надоело корячиться на этой земле, света божьего не вижу.

– А ты не боишься так говорить? В городе не лучше. Там люди пашут круглый год, имея лишь пару недель отпуска. А у нас зимой лежи на печке и не слазь с неё.

– Меня такая жизнь не устраивает. Я не хочу быть рабом земли. Я слежу за тем, что творится в Европе, и жду перемен.

– В Европе война полыхает. Ты на что намекаешь?

– Не буду вдаваться в детали, пойду хоть ведро картошки рассажу до начала колхозной работы.

– Давай поторапливайся, а то у меня она уже скоро взойдёт.

– Гори оно всё жарким пламенем, – Сашка вразвалочку пошёл в то место на своём участке, где из земли торчала лопата.

Когда Егор пришёл домой, там уже во всю суетились восемнадцатилетний сын Лёша и жена Таня. Парень плотного телосложения, со слегка вытянутым лицом и прямым носом, уплетая за обе щеки краюху хлеба собственной выпечки с маслом собственного приготовления, сказал: