Обмениваясь шутками, они вошли в дом. Уже на пороге Олег почувствовал на себе пронзительный взгляд бабки Ядвиги, и ему сразу расхотелось улыбаться. Старуха сидела у окна на самодельной лавке, сработанной без единого гвоздя, в неизменном бесформенном платье из плотной тёмной ткани и вязала, почти уткнувшись длинным крючковатым носом в своё рукоделие. Спицы в её руках, испещрённых выпуклыми темными венами, мелькали так стремительно, что за ними было невозможно уследить, будто они жили обособленной, независимой от хозяйки, жизнью. Бабка Ядвига со своими впалыми щеками, туго обтянутыми пергаментной кожей скулами и заостренным подбородком, казалась бы уродливой, если бы не её глаза, иссиня-чёрные, непроглядные, как тьма, и такие же завораживающие. В них нельзя было долго смотреть, Олег это знал. Например, могло почудиться, что вместо старухи возникает молодая красивая женщина с соблазнительными формами и чарующей улыбкой, устоять перед которой было чрезвычайно сложно. Олег приписывал это видение гипнозу, врождённой способностью к которому бабку Ядвигу наделила природа, и после одного или двух раз при встрече уже не смотрел ей в глаза, как бы та ни старалась привлечь его внимание к своему лицу. Они не любили друг друга. Бабка Ядвига воспринимала дружбу Олега и Михайло как насмешку судьбы. Она никогда не забывала того, что Олег – внук волхва Ратмира, который остался непрощённым ею даже после его смерти. Но ей приходилось скрывать свои чувства. И это только усугубляло ситуацию, постепенно превращая враждебность в ненависть.

– Матушка, у нас дорогой гость, – весело произнёс Михайло, даже не подозревавший, какие истинные чувства его мать питает к его другу. – Чем будешь его потчевать?

«Варёными жабами и жареными гадюками», – едва не сорвалось с языка бабки Ядвиги, но она вовремя прикусила его и проглотила выступившую капельку крови. Её губы раздвинула почти зловещая улыбка, от которой Олега бросило в дрожь, но Михайло опять ничего не заметил. Он любил свою мать и никогда не отводил своего взгляда от ее глаз.

– Чем богаты, тем и рады, – произнесла бабка Ядвига голосом, похожим на змеиное шипение. – Если только гость не побрезгует нашим скромным угощением.

– Он-то?! – радостно изумился Михайло. – Да за кого ты его принимаешь, матушка?

«За выродка волхва», – едва не произнесла бабка Ядвига, но она снова сдержалась, опять напившись собственной крови.

Однако вскоре дымящийся чайник стоял на столе, а вокруг него расположились многочисленные тарелки с разнообразной снедью, секрет приготовления которой знала только бабка Ядвига. Из ягод, орехов, грибов и растений – а, быть может, и других ингредиентов, о которых она умалчивала, – бабка Ядвига могла создавать поистине кулинарные шедевры, вкуснее которых Олег не ел никогда. И как бы настороженно он не относился к самой старухе, от её стряпни у него не было сил отказаться. Однажды отведав, он теперь жалел только об одном – что старуха была так негостеприимна и не жаловала гостей.

Выставив угощение, бабка Ядвига вернулась на лавку и снова начала вязать, всем своим видом показывая, что её совершенно не интересует разговор, который вели друзья, и она к нему даже не прислушивается. Однако, это было не так.

– Ну, рассказывай, – сказал Михайло, когда первая чашка с ароматным чаем, заваренным на лесных травах, была выпита, а голод утолён. – Не томи душу.

– В общем-то, всё, как обычно, сводится к деньгам, – вздохнул Олег. – Вернее, их отсутствию. Банк, в котором хранились накопления деда, лопнул, как мыльный пузырь, оставив меня на бобах. И всё бы ничего, пережили бы это как-нибудь, но теперь я не могу финансировать строительство школы в Куличках. Поэтому глава администрации посёлка собирается расторгнуть договор со мной и подписать его с кем-то другим, более платёжеспособным. Это если коротко.