Да, сегодняшняя участь классического русского реализма – смешна и – эсхатолохична… Тем паче его «новые» и – навьии заклятия своей «очевидности». И трупно-опарышево живого успеха…

Однако ситуация с нынешними выморочными наследниками Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского – куда оскорбительнее и хуже. Она теперь подлинно: эсхатологична. И совершенно (=безысходно) автор-и́чна – даже при их несомненной одаренности…

Ведь мы – наверно лет 15 – как начали архетипично существовать в действительно новых условиях, я бы сказал, супервсеединства, которое и естественно, и метафизически определяет принципиально: телеологический безысход тождественности как истины, так и лжи; как свободы, так и рабства; как бытия, так и небытия… Совсем в духе патологоанатомически чуткого З. Прилепина!..

Ж. Бодрийяр еще в 70-е годы прошлого века назвал этот претотальнейший феномен: «гиперреальностью», «всегда уже воспроизведенною» – «галлюцинаторным [«эстетическим»] самоподобием реальности» – через основополагающий «код нормальности»… И антиномического «безумия»… (см.: «Символический обмен и смерть»)…

Так что твори=дерзай=обезьянничай – вволю! – все равно совершенно: гуманно не вырвешься из прекрасно=беспредельных застенков твоего – на-личного – мира: Я=не-Я – уже с фихтеанским колоритом автор-и́чности… И то́п-ос: прода-! – важности… С потребительским самоедством неисчерпаемой: чувствилищно и объе-д-ивно – объективности. Да и трансцендентности: на зубочист-n-ый (в n-ой степени) – десерт…

Но Юрию Михайловичу Полякову с его по-пионерски и  – знаменательно! – задорным «Гипсовым трубачом» – вдруг: видано – непредви-данно! – удается реально и конкретно прорваться сквозь совершенно=замкнутую гиперреальность=супе рвсеединства…

И оригинально: экзистенциальной порукой этой невозможно: русской победы стал буквально: дискурсивный вход: через опыт реального умирания – (пусть «лишь» главного героя повести) – создателя «ЧП районного масштаба» – в отечественную прозу. Ее классическую и неклассическую – не-а-сущую: антиномично! – смерть: жизнь: бессмертие… Благодаря чему только и возникает «ясновидение, прозрение, чудесный взлет «я»», как заметил автор «Волшебной горы» (во Введении к ней для студентов Принстонского университета).

Сразу отмечу: именно через антиномическое и особенно амбивалентное понимание Юрием Михайловичем Поляковым реальности, причем в ее без преувеличения энциклопедическом выражении – она торжественно (не тождественно!) сдается ему  – в своей не-о: классической истинности как «расчисленный хаос бытия» (см. одноименную гл. «Гипсового трубача»). Далекий и от однозначно-, и от диалектически-, и от супервсее-дино-синтезированной бесовщины… И вбирающий, органично и антиномично: «безумно» – вбирающий ее в себя…

Уже приоритетно: непосредственная авторская (здесь собственно композиционная) реальность романа «Гипсовый трубач» – начинаясь с классически: теургичного – (если не буквально креационистского) – утреннего света, «когда жизнь еще имеет хоть какой-то (именно тождественный с бытием! – П.К.) смысл» – очень скоро модернизируется в фигуру «амбивалентного мозгляка» (гл. «Третий дубль»): главного персонажа, Андрея Львовича Кокотова (как автора рассказа «Гипсовый трубач», а также письменного варианта сценария фильма и, конечно, многих историй: воспоминаний), и его же плодотворнейший спорный дуэт с режиссером Дмитрием Антоновичем Жарыниным (творцом и отдельных сюжетов)… Обе эти постоянно возобновляемые содержательнейшие формы: персоналии не менее органично разветвляются в неистощимого афориста Сен-Жон Перса, пикантных рассказчиков: обитателей «Ипокрении», среди которых, несомненно, выделяется лейтмотивнейший Ян Казимирович Болтянский, и просто номинально: в «бездарного конъюнктурщика и удачливого приспособленца» «Юрку Полякова» (гл. «Любовь и картошка»)…