– Слушаю.

– Через неделю состоится слушание вашего дела.

– Я знаю.

– В свете этой новой информации нам нужно подумать, как действовать дальше.

– То есть дело они прекращать не собираются.

Мора Пьоцци выглядела ошеломленной.

– Разумеется, нет! – произнесла она, наконец.

Затем, словно боясь, что Табита ее не поймет, продолжила:

– По моему мнению, у нас есть три варианта: вы можете заявить о своей невиновности, можете признать себя виновной в неумышленном убийстве или же…

– Подождите! – перебила ее Табита.

– Да?

– Я хочу вас спросить об одной вещи.

– Хорошо.

Табита глубоко вздохнула.

– Вы считаете, что это сделала я?

– Я ваш защитник. И моя задача – выполнить свою работу наилучшим образом.

– Это не ответ.

– Моя работа заключается не в том, чтобы искать истину.

– То есть вы мне не ответите?

– Нет.

– Это означает, что вы думаете, будто убийца – я?

– Это означает, что я выступаю в роли вашего защитника.

– Но мне нужно, чтобы мой адвокат верил в меня.

К своему ужасу, Табита почувствовала, как ее глаза наполняются крупными слезами. Она отвернулась и яростно заморгала, ощущая на себе пристальный взгляд Моры Пьоцци.

– Нет, Табита. Вам нужно, чтобы ваш поверенный сделал все возможное, чтобы защитить вас. Это все, что я хочу, но вы должны мне помогать.

– Плохи мои дела, да?

– Мы только в самом начале долгого процесса.

Табита не могла говорить. Слезы застилали ей глаза, все было как в тумане. Она отсчитывала дни до седьмого февраля, но сейчас ей стало ясно, что это только начало. Ей представилась ее камера, где небо было лишь маленьким квадратиком в бетонной стене, где ей по ночам казалось, что она вот-вот задохнется. Она услышала эхо удаляющихся шагов в коридоре, лязг металлических дверей, скрежет поворачивающихся в замках ключей, ночной вой и увидела глядящие на нее глаза…

– Табита! Вы слышали, что я сказала?

– Нет. Извините.

– Я говорю, что вы должны двигаться поступательно, шаг за шагом.

Табита кивнула.

– Ваш следующий шаг – суд. Вам следует хорошенько обдумать ваши варианты.

– Да… Вы сказали, что у меня есть три варианта: не признавать себя виновной, сознаться в непредумышленном убийстве… а что третий?

– Частичная ответственность.

– Я не понимаю, что это?

– Нужно указать на то, что Стюарт Риз надругался над вами, когда вы были несовершеннолетней. С тех пор вы находитесь в состоянии клинической депрессии и отчаянно пытаетесь справиться с ее проявлениями.

– Что вы такое говорите?!

– Я говорю, что вам, Табита, нужно выбрать наиболее подходящий вариант.

– Вы думаете, что это я убила его.

Мора Пьоцци поднялась со стула:

– Осталась всего неделя, – сказала она. – Подумайте об этом.

В средней школе Табита хорошо успевала по математике, химии и неплохо рисовала (ей больше нравилась графика, чем живопись). Небольшого роста, жилистая и сильная, она часто выходила победительницей в кроссе. Однако ей трудно было сходиться с ребятами, присоединяться к их компаниям, хотя тихоней она не была.

Табита не слыла «очаровашкой», не заигрывала с мальчиками, не хихикала с девчонками, не умела выбирать модные кроссовки, не знала новых танцевальных коленец, не отмечала вечер пятницы, не кичилась сексуальным опытом, которого не было; она не похвалялась умением пить или курить травку и не разбалтывала чужих секретов. В общем, она не походила на обычного тинейджера, а после смерти отца – и подавно. В лучшем случае Табиту воспринимали как одиночку, а в худшем – не стоит и говорить. Но она держалась молодцом, притворяясь, что ей все равно, и мало-помалу ей действительно стало все равно. А быть может, и не всё. Во всяком случае, она переносила свои невзгоды гораздо легче, чем в детстве.