Шок и трепет!

Мне тоже было больно, но что поделать. Не давая опомниться, я саданул лбом в нос второму чуваку и, извернувшись, ногой отоварил третьего, того, которого отпихнул Пылающее Ухо. Со стороны я был, наверное, похож не на Ван Дамма, а на человека играющего одновременно на трёх инструментах.

Вечерний звон, понимаешь, бом, бом, бом…

– Э, хорош, вы там его не замесите нахрен! – крикнул, выходящий из комнаты «командир отделения». – Твою мать! Я тебе сейчас мозги вышибу!

Он быстро оценил ситуацию и вскинул руку с пушкой.

– Менты уже в пути, – усмехнулся я и вбил колено между ног последнему из сопротивляющихся бандосов.

Тот с отчаянным воем сполз на пол, присоединяясь к двоим поверженным дружкам. Мне, конечно, тоже досталось, но я их положил.

– Мне твои менты не упёрлись никуда, – нервно усмехнулся кент с пистолетом, оставаясь со мной один на один. – Да вот только девка твоя у нас уже.

– Ты сколько народу привёл? – кивнул я, сплюнул тёмно-красную, со вкусом металла, слюну и потёр болевшую скулу. – Выпусти девушку, и я дам тебе уйти.

– Мне твои менты в хэ не упёрлись, ты понял? Я тебе щас дырку сделаю между глаз. Мне похеру! И ментов вех покрошу.

– Это вышка, брателло, – покачал я головой. – А так пока лет семь, наверное. Выйдешь ещё молодым, если язык твой поганый не подведёт под монастырь. Короче положи пушку на пол и…

– Пасть закрой! – закричал он. – Я шмальну щас, ты понял-нах?

Он был на взводе. Глаза бегали, мысли скакали и менялись быстро и отрывочно, проскакивая по лбу, как облака, летящие по небу на ускоренной съёмке.

– Ну, соседи услышат выстрел и вызовут…

Я не договорил, потому что этот дебил действительно шмальнул. Не в меня, правда, но шмальнул. Поднял руку и нажал на спуск. Раздался гром. Выстрел, запертый в тесную коробку квартиры показался мне невероятно громким. Грохот, отражённый от стен и усиленный множественными отражениями, ударил по ушам. Впрочем, тут же мне стал не до звуков.

Тяжёлый бронзовый светильник, висевший под потолком, рухнул, упав прямиком мне на плечо. Да чтоб ты сдох, стрелок ворошиловский! Боль обожгла такая, что из глаз звёздочки посыпались. Прямо по ключице! Сломал, сука, наверное. Я не устоял и, увлекаемый тяжестью, упал.

А зомбаки, пробуждённые звуком выстрела, почувствовали свежую кровушку. Вскочили и, воспользовавшись моментом, начали меня, как выразился их капо, месить. Плечу было больно, но я, как мог отбивался. Впрочем, позиция моя была совершенно невыгодной. Проигрышная была позиция. Всё по Владимиру Семёновичу.

И никто мне не мог даже слова сказать,

Но потом потихоньку оправились,

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

И в конце уже все позабавились…

Какая жизнь, такие и песни… В общем, справились втроём, под надзором четвёртого. Прихожую, конечно, разнесли практически в щепки да ещё и дверь вышибли. А потом протащили по подъезду и закинули в зилок с оцинкованной будкой и кривой, набитой по трафарету, надписью «Мясо».

В кузове было грязно и пыльно. А ещё и темно и душно, будто в поры деревянного каркаса и тёмной фанерной обшивки впитались миазмы перевезённых. Стало темно, когда закрылась дверь. Впрочем, глаза быстро привыкли. Но прежде, чем, я присмотрелся к темноте, ко мне подскочила Настя.

– Настя, какого хрена ты не послушалась? Я же сказал тебе убираться!

– Я думала, вы на меня обиделись… – вздохнула она немного грустно, но не испуганно.

– Обиделся? – я помотал головой. – Ты серьёзно? За что бы я на тебя обиделся?

– Ну… Я же видела, что вы меня заметили в ресторане.

Я вздохнул.

– И что?

– Ну… я хотела объяснить.

Машина резко дёрнулась, и мы упали на грязный пол.