В пятом классе мы изучали зарубежную музыкальную литературу. Когда мы дошли по программе до Вольфганга Амадея Моцарта (кстати, поскольку его отца звали Леопольдом, на русский манер его могли бы звать Вольфгангом Леопольдовичем), наша преподавательница Людмила Константиновна Щёголева настолько интересно рассказала о жизни композитора, что мы с моим товарищем по общеобразовательной и музыкальной школам Колей Юшковым (ныне он – Николай Александрович в силу наших с ним возрастов) не смогли по пути с занятий домой не обменяться впечатлениями о только что услышанной биографии Моцарта. И вот он, шутя, конечно же, изрёк такую фразу: «Вадим Хитцов, Вы вчера написали сонату…» Как я ему подыграл, я не помню. Но эта фраза стала причиной того, что однажды я нарисовал, как смог, какую-то картинку акварелью и, сев за пианино, начал пытаться изобразить нарисованное звуками.

^{>На этом снимке изображён упомянутый выше Николай Юшков. Автор снимка – я. Этот снимок был сделан, когда я занимался в фотокружке городского Дома пионеров и школьников, который вёл мой папа. Этот снимок под названием «Опоздал» в числе ещё нескольких моих работ принёс мне 3-е место на фотовыставке-конкурсе Слёта кружковцев, проводившемся руководством Дома пионеров (1981/82-й учебный год).}

А второй случай был вот какой. Чуть позже первого случая мы по сольфеджио изучали принцип импровизационности в музыке. Людмила Ивановна рассказала нам о том, что импровизация – это музыка, рождающаяся в процессе исполнения, т. е. до того, как она записана на ноты. Нам было задано на дом потренироваться импровизировать и на следующем уроке сымпровизировать что-то. Но я несколько неверно понял это задание. Потренировавшись импровизировать, самую лучшую из импровизаций я решил записать и её показать на следующем уроке. Но когда этот следующий урок наступил и дело дошло до проигрывания импровизаций, я попытался сыграть то, что подготовил, т. е. записанную импровизацию. Но Людмила Ивановна сказала, что это уже не импровизация, а композиция.

С моими сочинительскими опытами связан был и ещё один эпизод.

К тому моменту, когда он произошёл, я написал несколько пьес. И вот мне стало интересно, а как ноты в печать попадают. Я робко подошёл к своей тогдашней преподавательнице по специальности и задал ей вопрос, придя однажды к ней на очередной урок:

– Татьяна Геннадьевна, а как можно ноты напечатать?

– А ты что, музыку написал?

– Да есть такое, – робко ответил я.

– Ну, это очень сложная процедура – сказала преподавательница, – для начала ноты созданного произведения нужно представить в Союз композиторов СССР, а там уже, если найдут сочинение достойным издания, отправляют его в нотное издательство. А покажи-ка, что ты там насочинял?

Я достал свою нотную тетрадь с пьесами и проиграл их Татьяне Геннадьевне. Она всё внимательно послушала и приняла решение пожертвовать уроком для того, чтобы помочь мне понять, как сочиняется музыка. И при помощи кое-какого учебника, в котором был раздел, посвящённый сочинению мелодий, она мне этот принцип разъяснила, показав и дав попробовать самому, на ряде упражнений.

Позже я начал пробовать сочинять вокальные мелодии. Это были простенькие песенки на стихи школьников, публиковавшиеся в газете «Пионерская правда» (как в то время было принято, я, подобно всякому ребёнку, родившемуся в нашей, той ещё стране, в 1970-х годах, в силу господствовавшей тогда идеологии был и октябрёнком, и пионером, и комсомольцем, о чём я ещё напишу в специальной главе, соответственно не читать тогда газет, издававшихся ВПО и ВЛКСМ, было не принято; все родители выписывали своим детям-школьникам, пионерам и комсомольцам, «Пионерскую правду» и «Комсомольскую правду»).