Пока транспорт покачивало от внезапных дыр на дороге, вымытых дождевой водой, девочка, разувшись, сложила стройные ноги у окошка и, прикрыв его шторкой во избежание попадания ярких лучей в глаза, наслаждалась очередным ужастиком. Позади нее вместе с девушкой сидел зеленоглазый мужчина, то и дело глядевший на Нику, что она замечала в отражении двойного окошка. Это немного напрягало, однако не так, чтобы заставить ее пересесть с удобного нагретого местечка.
Поднимаясь по лестнице подъезда бабушки, Макарова все еще смотрела в книгу и даже не заметила, как впереди бесшумно спускался вниз пожилой мужчина. Так вышло, что они столкнулись локтями и довольно не слабо.
– Ой, – Ника выронила книжку на ступени и еле удержалась, чтобы не упасть назад. – Простите, пожалуйста, – мельком взглянув на дедушку, она потянулась за книгой. Тот лишь улыбнулся и медленно пошел дальше. По началу Ника не предала этому особого значения, но, уже подступив к двери бабушки, вдруг задумалась о том, почему же он допустил это. Дедуля ведь просто шел и прекрасно видел поднимающуюся Нику. Мысль о том, что это было сделано нарочно, даже не посетила голову девочки просто потому, что это очень и очень глупо.
– Привет, бабушка! – после щелчка двери Ника помахала тому, кто открыл ей дверь. – О, это ты, дедушка.
– Да. Проходи. Бабушка готовит угощение. – улыбнувшись, он уступил место, чтобы она могла войти. Всегда, когда дедушка так улыбался, у него невольно закрывались глаза, а вокруг них появлялась сеточка морщин, которые по-особенному шли ему.
В квартире стоял горячий запах жареных блинчиков и чего-то еще, а где-то у самого потолка клубился пар, небольшая часть которого ловко переплыла в подъезд, пока дверь была открыта. У бабушки с дедушкой всегда так было: уютно, по-домашнему. Все эти узорчатые бордовые ковры на стенах, деревянные заводные часы на пыльной полке, специфический запах старости, который часто перебивался ароматом вкусной еды.
– Привет, Вероника. – увидев внучку, пожилая женщина оставила плиту и обняла Нику. – А ну как не ешь совсем! Худенькая такая…
– Ладно тебе, Тома. Была бы слишком тощая, записки бы ей не оставляли. – кашлянул дедушка.
– Какие записки? – удивилась девочка.
– Тебе кое-что передали. В комнате, на столе лежит. Конверт какой-то.
– Его передал не тот дедушка?
– Какой дедушка? – бабушка удивленно изогнула седую кудрявую бровь.
– Да не, забудь. – Ника махнула рукой, сама про себя удивившись, что спросила это. Она понятия не имела, отчего сразу же подумала на него, да еще и вслух ляпнула.
На столе в комнате и правда лежал какой-то конверт. Он был заклеен, а значит, бабушка и дедушка не любопытствовали. Тогда она даже не задумалась о том, почему записка оказалась здесь, а не в ее доме, или хотя бы доме тети Кати. Безжалостно разорвав конверт, Ника принялась читать то, то было написано на бумажке карандашом, причем так, будто автор делал это в спешке и на ходу, без ровной неподвижной поверхности под листком:
« Не дай им себя увлечь. Если заподозрят – беги »
– Ну что там? Никак любовное письмо? – дедушка подошел сзади, не слишком близко, чтобы ненароком не заглянуть в личное послание.
– А? Какое еще любовное письмо? Нужны мне эти мальчики как собаке пятая нога. – отшутилась Ника, свернув в руке бумажку.
– Ну хорошо, тогда иди обедать. – он снисходительно, явно ей не поверив, улыбнулся и ушел на кухню, прихрамывая.
– Иду. – девочка запихнула комок в задний карман штанов и направилась на кухню, откуда доносились умопомрачительные запахи бабушкиной стряпни.
Глава IV
Тем же вечером у Вероники разрядился мобильный телефон. Дедушка с бабушкой были людьми старой закалки, а потому зарядных устройств дома не держали, как и, собственно, самих мобильников. Для связи с миром им хватало старого домашнего, что безмятежно пылился на столике у входа в зал.