— Олег, я хочу попробовать выносить самостоятельно.

Я бы очень хотел ее поддержать.

Но не могу. Потому что Ирина уже проходила через ЭКО. Дважды.

Я не очень разбираюсь в тонкостях процесса, но кое-что Аня рассказывала, еще когда мы с ней вместе пытались пройти через все это в надежде стать родителями собственного малыша.

У Ани хотя бы получалось забеременеть, хоть обе ее попытки закончились выкидышами на сроке до двух месяцев.

Ирине, насколько я помню из ее рассказов, не удалось даже это.

И вот, она планирует снова.

В тридцать девять лет.

Не буду я подыгрывать этому дерьму. Потому что последняя ее попытка стать матерью закончилась двухмесячным профилакторием, где ее напичкали транквилизаторами и успокоительными, иначе она просто не воспринимала окружающий мир.

— Ир, ты правда думаешь, что сможешь выносить?

— Умеешь ты вдохновить, - болезненно смеется она.

— Я не собираюсь вдохновлять тебя на глупости, - резко рублю с плеча. – Если ты пришла искать поддержку в очередном издевательстве над собой – ты ошиблась адресом.

Она мне дорога. Не как женщина, которую люблю, и даже не как сестра моей погибшей жены. Просто как человек, с которым мы через многое прошли и многое пережили. Если нужно быть жестоким, чтобы разбить ее розовые очки и спасти – я буду. Без зазрения совести.

— Мне нужен ребенок, - с надорванным вздохом, совсем не приукрашая тяжелые болезненные эмоции, говорит Ирина. – Я не хочу жить одна. Не хочу возвращаться в квартиру, где нет никого. Не хочу быть одной из тех старух, которые даже на Новый год не ждут звонка.

— Усынови ребенка, - тут же предлагаю я. – Любого, Ир! Ты же общаешься с врачами, ты знаешь их чуть ли не по именам. Уверен, это не будет проблемой.

Понимаю, что это звучит ужасно, даже просто в моих мыслях, но, если бы это сделало ее счастливой – я бы купил ей младенца. Даже незаконным способом. Мало ли на рынке таких молодых мамаш, которые рожают в шестнадцать, но с подачи ушлых «бабушек» пристраивают младенцев в нуждающиеся руки. За баснословные суммы, само собой, но желающих достаточно.

— Мне не нужен чужой ребенок, Олег. – Ирина тоже переходит на резкий тон, хоть мы все еще гуляем вразвалочку, прогулочным шагом. – Я хочу своего. Считай, что эгоистка – мне все равно. Но я не смогу полюбить ребенка, в котором нет ни капли моей крови. Просто… не смогу.

Я словно одним махом возвращаюсь в прошлое.

Как будто это говорит не Ирина, а моя Аня – заплаканная, замученная, раздраженная, вывернутая нервами наружу. Сидит на кухне в обнимку с бутылкой коньяка, хоть ей категорически нельзя, напивается и плачет: «Я хочу нашего ребенка, Олег, твоего и моего, похожего на нас!»

Тогда была наша первая попытка ЭКО.

Мы были уверены, что все получится. Потому что оба хотели стать родителями и потому что, несмотря на диагноз, делали все, что говорили врачи - и их прогнозы были «положительными». Тогда я хватался за каждое слово надежды и помогал Ане держаться.

Потому что верил – для нас случится чудо.

Чуда не случилось.

Эмбрион прижился, но на шестой неделе беременности что-то пошло не так.

И Аня ушла в жесткий штопор.

Только тогда я понял, какую ошибку совершил, подпитывая ее надежду, не позаботившись даже о крохотном островке здравого смысла, за который она ухватилась бы, словно за плот, чтобы не утонуть в горе.

Через год и еще одну неудачную попытку ЭКО Аня согласилась на суррогатное материнство. И я согласился.

И в итоге это разрушило все.

Я понимаю, что молния не бьет дважды в одно место и что второй раз такого уже не случится, но во мне зудит проклятое беспокойство.