– Отче, – испуганно, с красными от слез глазами, сказал Рома, видя, как вниз, в их храм, как из старого, пробитого крана протяжно капает кровь.

– Поможешь мне? – тихо и с усилием проговорил отец Михаил.

Тот ничего не отвечая кинулся наверх, грубо, даже не думая о последствиях возможной боли для отца, закинул его, немного кряхтящего, на плечо и потащил вниз по лестнице. Он опускался вместе с ним вниз, даже не понимая, что делает всё это на своих ослабленных ногах, держа на плече примерно сто килограмм живого веса. Добравшись до его маленького, уютного уголка, он неаккуратно положил его на грязные матрасы, пытаясь сделать хотя бы что-то ещё.

Рома ничего не говорил, лишь только слушая свой собственный пульс, который в этот момент вырывался наружу и всё-таки, хоть немного пытался утихомирить свой собственный страх. Отец Михаил, облокотившись о холодную стену и нервно дыша, смотрел ему прямо в глаза, никак не отводя свой полуживой взгляд. Как ни странно, но в его тяжелом виде не было страха и уныния. Видимо, имелось всё понимание того, что происходит? Его та самая отличительная черта была жива даже в такие моменты.

Рома побежал к печке, взяв бутылку воды, и молча принес ему.

– Спасибо, – тепло сказал отец, немного жадно и неаккуратно начиная пить их остатки прохладной и чистой воды.

Он пытался приглядеться на части тела настоятеля, пытаясь найти то самое место, что вероятно и тревожило его. Всё выглядело довольно хорошо и темная ряса, вроде как, была полностью сухой. Тогда откуда же текла кровь, когда отец стоял наверху?

– Ты не мог бы принести мне мою сумку? – через несколько секунд, сделав один глоток воды, спросил он своего задумавшегося брата.

Рома незамедлительно кинулся в то место, где лежали теперь его вещи, которые он приносил в храм, находя их сверху в оставленных домах.

– Какую? – спросил он оттуда тяжело дышащего отца.

– На которой красный крест. Она ещё…, – немного задыхаясь, говорил отец. – …Немного надорвана с одного боку.

Найдя её, тот был в легком удивлении о того, что у отца было и такое. Он даже не знал, что у них, в храме, есть какие-то медицинские средства. Этой сумке на вид было лет сорок, вероятно, она была ещё с начала двухтысячных, потому что по воспоминания Ромы, он только тогда где-то мог встретить такую вещицу.

Получив её в руки, отец сразу же стал рыться в её левом кармане, будто уже зная, что там находится. Он доставал из неё бинты, какие-то препараты, шприцы, ножницы и что-то ещё. Представить, что хочет сделать отец, поначалу так и не получалось. Единственное, о чем мог подумать он, это о наложении повязки, но вскоре всё это оказалось не так.

Когда отец задрал свою рясу, Роме на мгновение стало плохо. Его левая нога была полностью в крови и из одного места, примерно на уровне колена медленно текла кровь. Тот посмотрел на это место и проговорил – да уж, сквозное. Для Ромы это ничего не значило и никак не облегчало его волнение. Столько крови он, наверное, никогда не видел, даже в фильмах, которые раньше любил смотреть. Моментами, она будто бы струилась из немного черноватой дырки, диаметром не больше сантиметра и вводило его в полное непонимание того, что происходит?

Дальше отец Михаил начал делать то, от чего Рома стал чувствовать себя ещё хуже, чем даже в самый тяжелый день его болезни. Отец сказал, что лучше ему не смотреть на всё это, но тот почему-то просто не мог этого сделать. Одновременно ему было интересно и страшно. Страшно от всего того, что произошло там наверху и ещё больше от того, что происходило сейчас здесь, в этом сыром, холодном убежище, спокойствие в котором было уже сильно нарушено.