В жилах забегала кровь, а ступни начали притаптывать, я хочу присоединиться к ним. Хочу поддержать этого бедолагу неспособного достигнуть небес. Своей земли обетованной.
Но стоило руке дернуться, как в ней оказалась плоть. Бледная. Так приятно мнётся в руке.
Дым рассеялся.
– Кишка тонка.
Высокомерная улыбка на бледных губах, а в серых глазах злорадство. Веснушки на бледной коже, потёкшая от воды туш и покрасневшая от пощёчины щека.
– И это всё?
Стоит только сдавить горло посильнее, поддаться злости, как… Нет, я не злюсь. Я боюсь. Всё тело пожрал ужас. Вой взбешенного сердца, показывает, что из двух персонажей данной сцены, боится лишь один.
И это не истощённая голодом девушка, прикованная наручниками к батарее. В месте куда не проникает свет. Нет, это молодой парень, бледный и судя по мешкам под глазами, не спавший несколько дней.
“Я не хотел”
––
– Ахваааа.
Хрипучий вдох. Глаза устало открылись. Нет, открылся лишь один глаз, а второй так и покоится во тьме. Дотронувшись до него, ощутил ещё один бинт.
Пока я спал меня перевязали, но только глаз. Рука всё так же болит, как и челюсть с животом, но если не напрягать, стерпеть можно.
«Рисовать»
– Ирван.
Снова глаза, цвет которых продолжает меня преследовать. Такие же большие и так же окружены усталыми мешками и непонятной, но свойственной только им надеждой.
– Ушайк.
Кивнув ей, я вымученно попытался улыбнуться.
– Спасибо, девочка.
Желудок едва слышно завыл, но голод уже не ощущается. Приятная фишка организма. Когда день-два не пичкаешь его едой, он как высокомерная фифа говорит, что справиться и сам, но вот только когда резервы заканчиваются фифа начинает беситься.
Взяв хлеб с протянутых рук, я постучал его по полу, а после провёл уголком по каменной стене. Осталась чёрточка.
«Идеально»
Облизнув пыль с губ, я медленно приподнялся. Вдохнул.
«Сейчас бы сигарету»
Пожевав губы, нанёс на уровне головы первый штрих. Медленными, но размеренными движениями, отдающими лёгкой болью, наметил основные пропорции, после чего началось самое интересное.
Закончил я когда в темнице, всё это время освещаемой лишь тусклой лампой из коридора, зашевелились люди.
– Ха-ва-ха.
Холодный пот стекает по бледному лбу, стёртые чуть ли не до крови пальцы, сжимают оставшийся с ноготок камешек. Это всё что осталось от кисти, с которой я начинал.
– Закончил.
Отойдя на шаг назад, чтобы вполне насладиться своим творением, я выронил остаток кисти.
Картина
«Червь прыгает, хоть уже и знает, что не достигнет цели. Он продолжает. Но потуги лишены надежды. Крики людишек, только больше ввергают его в отчаяние»
Огромный червь, объёмный, сложно представить, что он нарисован, но и живым назвать язык не повернётся.
Танцуют огоньки вокруг существа, готового достигнуть солнца. Так он, не имея глаз и лишь чувствуя, видит их.
Сверженный с небес он тянется к солнцу, тянется к жизни, к жару, неудовлетворённый скудным теплом людей.
«Он лишь существо, жаждущее тепла»
– Охх.
Со спины раздались вздохи.
– Ив оглядет.
Улыбающийся парень тот, что с угла, встал возле моего холста. Его плечи опасно близко приблизились к туловищу червя. Композиционному центру картины.
Его появление выдернуло из транса, я начал слышать перешёптывания. Меня окружили, нет. Не меня, а картину.
В их глазах я вижу то, что и должен. Восхищение, конечно, незаслуженно преувеличенное, словно у детей.
– Лехет ирулей.
Говоря с ехидной улыбкой, парень собрался грязным костлявым пальцем коснуться плода моих трудов.
От этой мысли в голове прозвучал щелчок.
– Не смей!
Непонятно откуда найдя силы, словно кошка, прыгнул ему в лицо. Он защитился рукой. Рукав тюремной робы спустился, оголив белый шрам, начавшийся с плеча. Ноги впились в белую линию.