Однако, Ольга тут же выскочила следом за мной с ящиком в руках, остановила меня:

– Борис, Борис, ты забыл… оставил это… Возьми!

Я медленно повернулся к ней и, как можно мягко, деликатнее, сказал:

– Ты ведь, Ольга, знаешь наши с тобой отношения… Мне неприятно и тебе неприятно. Пойми, что это фамильное добро, наследство по – справедливости принадлежит вам. Вам! Бабушка, как сама знаешь, путает меня и Арнольда. Пойми, она немножко того… больной, очень старый человек, и такие странности дело понятное, я думаю. Возьмите ящик, я вас умоляю! Даже, в конце концов, можете сдать государству, если оно вам того… мешает. А я честно и твердо говорю: не возьму. Не могу!

Я повернулся и быстрым шагом пошел к калитке.

Ольга молча постояла, глядя мне в спину, потом, видимо, вняв моим словам, вернулась с ящиком домой.

Захлопнув за собой калитку, я облегченно вздохнул и пошел к Валерке Петрову «встряхнуться» после таких кошмарных приключений. Теперь к ним, в этот дом меня и всеми богатствами мира не заманишь. Ну их всех!..

Я постепенно начал было забывать эту историю, но на третий день, вернувшись вечером домой с кино «Месть колдунов», я обнаружил в дверях записку такого содержания: «Бабушка в ужасном состоянии. Она кричит, зовет тебя, бьет посуду. Мы совершенно измотались. Ждала тебя целый час. Как только придешь – приходи срочно к нам. От беды и худа спасешь только ты. Умоляю! Ольга».

– Еще чего не хватало, – подумал я. – Опять надо успокаивать эту умирающую старуху? Опять туда? Елки – моталки!

У меня от расстройства, как всегда, сильно заныло в желудке, и я решил заглушить это «коленвалом», который купил на день рождения, помогает. Налил сначала водку в рюмочку, потом, подумав, взял емкость поболее. Налил себе полный стакан и – мать – перемать! – единым духом заглотал. Ух!

Через пять минут мне сделалось нормально: желудок не беспокоил, и настроение уравновесилось. Еще через пять минут наступило полное безразличие, состояние легкое, кайфовое – хоть в ухо дуй в трубу! «Так идти или нет? – стал я мозговать. – Если пойду, то… А если не пойду? Тогда эта старуха может меня как в этом самом фильме о колдунах… Нет, нет… Только не это! Тем более, ребят надо там выручать. Да!»

И вот я пришел к ним снова.

Арнольд с Ольгой очень обрадовались, встретили как самого желанного человека. И я, воспользовавшись этим, нахально попросил у них что – нибудь выпить. Арнольд вытащил из – за шкафа бутылку коньяка «пять звездочек», налил в бокал. Я выпил это для храбрости, попросил, загоревшись, еще. Хрякнув второй, я смело шагнул к старухе. За дверью, в комнате, стояла полная тишина. Может, она спит? Я смело открыл ее дверь и… остолбенел. Старуха стояла посреди комнаты в длинной белой, как балахон, накидке, с растрепанными седыми космами. У нее было жуткое лицо: тонкие губы почернели, глаза провалились, острый подбородок мелко трясся…

– Садись – ка, – хрипло, с трудом произнесла она.

Я послушно сел на стул, чувствуя, что холодные мурашки побежали по спине… Неприятно как – то стало, и коньяк даже не помогает. Дурак!

За спиной, слышу, тотчас щелкнул дверной замок, и мы в полутемной комнате остались с ней одни. Ловушка!

– Что же ты, Борис, меня мучаешь? – затряслась она вся. – Что ты меня – то обманываешь, не даешь спокойно умереть? Зачем ты это, а?..

– Я… я Вас не… понимаю, – пролепетал я, ерзая на стуле.

– Ты почему ящик не взял? Да как ты… смел такое? Ведь ето мое последнее у могилы желанье, на чем душа моя держится – то. Ты, милый, все тут решишь ведь… Али зла хочешь себе и нам какого? Ежели я, паря, разгневлюсь…