Смотрю отцу прямо в глаза, вздернув нос кверху, не обращая внимание на то, что все тело ломит, будто его через мясорубку пропустили.

– Иди к себе, Адель.

Разворачиваюсь и не спеша иду к выходу. Ноги подгибаются , но я держусь ровно из последних сил, чтобы не показать свою слабость. Моя боль никому не нужна, всем плевать.

– Если я стану разбираться и выяснять кто это сделал, все подробности всплывут на поверхность. – бросает мне в спину Игнат, словно таким образом пытается оправдать свое поведение передо мной, возможно даже это своего рода извинения, но я не хочу их принимать. Интересно, случись подобное с Кариной он бы поступил так же? Промолчал, боясь позора и изгнания или отправился прямиком к совету старейшин, чтобы те наказали виновного!? Попросил бы Альфу обеспечить поддержку и дать разрешение наказать любого, кто только посмел бы бросить осуждавший взгляд в сторону несчастной девушки с поруганной честью?

– Не стоит утруждаться. – говорю не оборачиваясь и покидаю кабинет.

Медленно поднимаюсь по лестнице и такое ощущение, что нахожусь в этом месте впервые. Я никогда не считала всю эту роскошь своей и не задумывалась сколько денег на счету у той или иной семьи. Но тут я выросла, знаю каждый уголок и каждый оттенок аромата. У многих все эти картины, статуи и огромные люстры на потолке ассоциируется с богатством , а у меня с ароматом мясных тефтелек, которые мне тайком приносила Карина, когда её мать запирала меня в подвале. И пусть эти рисово-мясные шарики практически всегда были холодными, но ничего вкуснее я не ела за всю свою жизнь и дело тут не в качестве продуктов или старании повара, дело в заботе, которой судьба меня не особо балует.

Как бы плохо ко мне не относились, я всегда себя чувствовала в этих стенах защищённой, не смотря ни на что сюда всегда стремилась моя душа и хотело вернуться поскорее сердце, а теперь… теперь я осматриваюсь по сторонам и будто не узнаю ни лестницу, по которой поднималась и спускалась тысячи раз; ни коридор, по которому столько раз играла в догонялки с Корой и который вымывала собственными руками сотни раз ; ни спальню, в которой все мои вещи, хранящие запахи и воспоминая; всё чужое, хотя не так, тут всё на своем месте, это я – чужая, как инородный предмет, как вшивая овца в стае гордых и великих волков.

Единственное приятное событие за сегодня – это душ. Быстро сбрасываю одежду и встаю под горячие струи воды. Капли соприкасаются с кожей и приятно обжигают её, унося вместе с собой в канализацию остатки запаха того мерзавца, ставшего моим первым мужчиной. Мне бы хотелось сейчас потерять нюх, лишь бы не ощущать его вонь на себе. В очередной раз жалею о том, что не обычный человек.

Провожу в ванной комнате больше часа, и выхожу лишь тогда, когда кожа уже начинает гореть и щипать от жёсткой мочалки и мыла.

Сначала закутываю тело в махровый халат, а потом в одеяло. О завтрашнем дне думать не хочется, но к сожалению мне не дана способность выключать голову по щелчку пальцев. Правда, на удивление мысли ясные и желания удавиться больше нет. Напротив, появляется какая-то непреодолимая жажда жить всем на зло!

Глава 8. Рамиль

Избавиться от мыслей не помогает ни алкоголь, ни девки, которые умело крутят задницами в стрип-клубе. Это одно из тех мест, которое я частенько посещаю и до этого момента мне всегда удавалось здесь расслабиться и забыть о всех проблемах. Теперь же напротив всё происходящее вокруг раздражает. Шлюхи одна за другой трутся возле меня, прекрасно зная, что я могу быть очень щедрым, но сейчас им вряд ли что-либо светит. Их запахи, блядские глаза и откровенные позы вызывают не возбуждение, а волну ярости, которая ещё немного и вырвется наружу.